– О, довольно строений! – взмолился он и даже попытался отпрянуть.
– Пожалуйста! – настаивала я. – Оно не такое, как другие.
– Брось ты. Что может быть особенного?
Мои слова, похоже, не пробудили в нем ни малейшего любопытства.
– Да, особенное! Это моя гробница. Мой мавзолей. Он связан с храмом Исиды, что надзирает за морем…
– Какая гадость! Тебе всего двадцать девять – и ты строишь себе гробницу!
Он выглядел ужаснувшимся.
– Не забывай: это Египет. Гробницы у нас в моде.
Мою гробницу начали возводить сразу же по моем возвращении, после смерти Цезаря. К тому времени я уже слишком хорошо осознавала, что смертна.
Я потащила его дальше по прохладному ковру зеленой травы и ранних полевых цветов. Мы подошли к величественному мраморному сооружению с высокими ступеньками и воротами из красного полированного порфира, по обе стороны которых несли стражу сфинксы. Правда, здание было закончено лишь наполовину и пока не имело ни второго этажа, ни крыши.
– В этом проеме установят особые двери. После того как двери закроют, их уже невозможно будет открыть. Они скользнут по пазам, встанут на место и навсегда отгородят усыпальницу от мира.
– И зачем ты мне это показываешь? – Антоний поморщился.
– Чтобы ты знал, где мое тело замуруют навеки вместе с моими сокровищами, если, конечно, сокровища не будут израсходованы раньше. Это решать тебе. Либо их потратят на достойное дело, либо погребут здесь.
– Я не имею отношения к твоим сокровищам. Мне они ни к чему.
– Тебе они нужны, – заверила я. – Очень нужны.
Стояла прохладная безлунная ночь. Мы ужинали вдвоем, долго и неспешно. На столе были его любимые блюда: рыба, жаренная на решетке в соусе из чернослива без косточек; вино с медом; любимый Антонием уксус; особо сочный виноград, который всю зиму выдерживали в запечатанных сосудах с дождевой водой; яйца, запеченные на углях яблоневого дерева; медовый заварной крем и, конечно, хианское вино – столько, что хватило бы для наполнения небольшого бассейна. Ужин накрыли в моей личной трапезной, где стены были украшены инкрустациями в виде черепаховых полумесяцев. Когда Антоний, насытившись, с довольным видом развалился на ложе, я поняла – пора! Я встала, подошла к нему, села рядом, сплела свою руку с его пальцами, а другой рукой (скорее для себя, чем для него: мне нравилась его густая шевелюра) коснулась волос моего возлюбленного и очень тихо, хотя нас никто не мог подслушать, промолвила:
– Я хочу кое-что тебе показать.
– А не хватит ли на сегодня? – запротестовал Антоний. – Для одного дня более чем достаточно.
Но я уже соскользнула с ложа и принесла запертую на бронзовый замок шкатулку. Я откинула крышку и показала ему груду драгоценных камней: жемчужин, изумрудов, кораллов.
– Опусти туда руку, – сказала я и, взяв за запястье, буквально принудила его запустить пятерню в драгоценности.
Гладкие камешки скользили