– Ты гонишь, как Плутон! – крикнула я, схватившись за поручень неистово трясшейся колесницы. – Не в Аид ли спешишь?
– Нет, на Елисейские поля! Ведь так называется место за городскими стенами, где находятся сады наслаждений? Где протекает канал?
– Да, некоторые называют это место Элизиумом. – Мне приходилось кричать, чтобы перекрыть громыхание колес. – Но порядочные люди держатся оттуда подальше.
– Вот и прекрасно! – воскликнул Антоний, погоняя коней.
В Каноп нас доставила флотилия суденышек – на них искателей наслаждений обычно перевозили по каналу, соединявшему Александрию и пригород на Канопском рукаве Нила. Там находился великий храм Сераписа и Исиды, но святым то место назвать не решился бы никто: в окрестностях храма процветали все мыслимые и немыслимые человеческие пороки. Направляясь туда по каналу, мы видели радующие глаз пальмовые рощи и отмели белого песка, а в самом Элизиуме – большие дома с видами на океан, населенные людьми, не слишком озабоченными своей репутацией. Когда мы проплывали мимо, они весело махали нам руками.
– Веселитесь от души! – доносилось оттуда, а из одного дома нам выслали сопровождающих: юношу с флейтой и певца, распевавшего лихие непристойные песни.
– Откуда ты узнал про Каноп? – спросила я.
– Я побывал здесь, будучи молодым солдатом, – напомнил он мне. – А сейчас тоже отправился туда по просьбе моих солдат. Они без конца просили об этом.
– Но вряд ли они призывали тебя захватить туда меня и женщин из моей свиты, – указала я. – Что-то не верится.
– Мои люди уже взрослые и вполне могут, если захотят, потом добраться туда сами. – Он рассмеялся и привлек меня к себе. – А для твоих высокородных придворных дам это великолепная возможность, не запятнав себя, под надежным эскортом посетить гнездо порока. Ну, разве не любопытно, а? Сознайся?
– В общем, да, – согласилась я.
– Участие твоей августейшей персоны останется тайной, можешь не опасаться. Мы, римляне, надежные защитники добродетели.
– Да, думаю, от здешних распутников вы нас оградите. Чтобы покуситься на нашу добродетель самим.
– Ну, уж моих-то солдат-скромников твоим целомудренным женщинам опасаться нечего. В крайнем случае, если к ним станут приставать, дамы могут пожаловаться мне. Я, как командир, считаю заслуживающим наказания всякого, кто оставит женщину недовольной.
– Не сомневаюсь, что мои спутницы испытали бы огромное облегчение, услышав об этом. А еще большее – если бы ты заранее предостерег своих людей от лишних вольностей.
Антоний поморщился:
– Дорогая, ты говоришь как дворцовый наставник, охраняющий добродетель десятилетнего ученика. Разве все мы не взрослые люди, мужчины и женщины? Здесь ведь нет Цезариона? – Он демонстративно огляделся по сторонам. – Твоя забота о нравственности трогательна, но одновременно неуместна и даже оскорбительна.