– Предсказательница из меня не выйдет, – ответила я. – Во всяком случае, если дело касается политики.
– А как насчет личных перспектив, моя Цирцея? Можешь сказать, женюсь ли я на Фебе?
Олимпий, что казалось странным при его саркастическом нраве, влюбился и, как это часто бывает с такого рода скептиками, полностью отдался любви. А попросту говоря, одурел.
– Если ты ее попросишь, – ответила я.
До сих пор он ждал, полагая, что она прочтет его мысли.
– Ну, это уж слишком, – со смехом отозвался Олимпий.
– А вот ты, моя госпожа, – вмешалась Ирас, – никогда не выйдешь замуж, если срочно не займешься своим лицом. Но ничего, средства есть. У нас в Нубии, где солнце палит еще нещаднее, кожу спасают ослиным молоком.
– Помогает и миндальное масло, – порекомендовал Олимпий. – Его раздобыть легче.
– Сколько ослиц надо подоить, чтобы получить нужное количество молока? – осведомилась я, поскольку эта идея показалась мне забавной. – Или в Александрии их достаточно?
Олимпий поднял брови.
– Миндаль тоже пойдет в дело, – шутливо пообещала я.
Но напоминание о замужестве не радовало. Хотя бы потому, что Мардиан упорно склонял меня к такому шагу.
Я лежала в низкой мраморной ванне, наполненной ослиным молоком, втирала белую жидкость в кожу и размазывал по лицу. Пальцы моих ног, высовывавшиеся из белой жидкости, выглядели странно. Ширма из сандалового дерева отгораживала меня от Мардиана, мерившего шагами комнату. Чтобы не скучать в ванной и не терять попусту время, я сочетала процедуры с деловыми беседами.
– Моя дорогая госпожа, – говорил евнух, и его голос звучал еще выше обычного, поскольку Мардиан был раздражен. – Этот вопрос весьма тревожит твоих подданных.
– О чем им беспокоиться, – упорствовала я, – если наследник уже имеется? У меня есть соправитель. Даже римляне признали Цезариона.
Совсем недавно была выпущена новая серия монет со сдвоенным изображением меня и сына.
– Цезариону всего пять лет, – гнул свое Мардиан, приблизившись к ширме. – Жизнь полна неожиданностей, и ни у кого из нас нет уверенности в будущем. Если Цезарион не достигнет зрелости, династия прервется. И разве ты собираешься выйти за него замуж?
– Не говори глупостей, – ответила я, поливая пригоршнями молока свои плечи.
– Но посмотри на происходящее со стороны. Весь мир думает так: поскольку стране нужны наследники, а вы, Птолемеи, предпочитаете сочетаться браком внутри семьи – значит ты ждешь…
– Меня не волнует, как там думает мир!
– А зря. Тебя должно волновать. Проблему все равно придется решать.
– Не сейчас!
Я закрыла глаза и погрузила лицо в молоко.
– Нет, сейчас. Тебе уже двадцать семь, скоро двадцать восемь, – многозначительно напомнил он. – Ведь бывали случаи, когда Птолемеи женились