У Антония были недостатки, но при всей его приверженности радостям плоти он был чист духом, чего никак не скажешь о его врагах.
Гонец внимательно следил за выражением моего лица, а я старалась ничем не выдать своих мыслей.
– Значит, Децим торжествует? – спокойно спросила я.
Римлянин нахмурился.
– Дециму тоже пришлось бежать, – неохотно признал он. – Октавиан предал его, хотя и предлагал союз.
А вот это едва ли. Октавиан никогда бы не взял в союзники убийцу Цезаря.
– И куда он бежал?
– Он… он попытался уехать в Грецию, чтобы присоединиться к Бруту, но армия Октавиана преградила ему путь, так что пришлось направиться в Галлию. Там он блуждал, как беглец, и… похоже, был убит одним из местных вождей.
Меня переполнила радость. Еще один убийца мертв, он убит!
– Говорят, тот вождь был агентом Антония, – сказал посланник. – Изменника Антония. Скорей всего, он уже мертв, а его замерзший труп съеден волками.
Нет. В подобный исход я верить отказывалась.
– Все в руках богов, – наконец сказала я. – За мартовскими идами последовала цепь ужасных событий, и нам не дано знать, чем они завершатся.
– Как бы то ни было, «освободители» действовали из высоких побуждений и совершили благородное деяние, – решительно заявил римлянин.
– Боги рассудят, – ответила я.
Даже моя железная воля не могла заставить меня согласиться с его словами. Мне хотелось задушить этого человека. И ведь его жизнь в моих руках – достаточно подать знак страже. Но зачем? Чтобы дать Кассию законный предлог для вторжения? Нет, я переиграю его и, если боги ко мне благосклонны, получу возможность самой сразить Кассия его собственным кинжалом – тем самым, что отнял жизнь у моего возлюбленного. Для этого мне необходимо подобраться к нему поближе. Если потребуется, я обниму врага – чтобы убить. Лишь бы усыпить его природную осторожность. Да. Пусть он приедет в Александрию! И я устрою для него такой пир, такой радушный прием… Вино, песни, угощения – и его собственный кинжал, загнанный по рукоятку в его тощий живот.
Каждый день я приходила в святилище Исиды, подносила ей в дар священную воду и молила сохранить жизнь Антонию со страстью, на какую уже давно не считала себя способной.
Странно, но я мало думала об Антонии, пока посол Кассия не сообщил о его поражении. Мне вдруг стало ясно, что Антоний значит для меня очень много, а без него в мире погаснет солнце и настанет вечная ночь. Потому ли, что он сиял отраженным светом Цезаря? Потому ли, что все прочие римляне не вызывали у меня иных чувств, кроме презрения? Объяснить я не могу. Знаю лишь, что умоляла Исиду помочь ему и была готова обещать что угодно в обмен на его жизнь.
И снова, как уже бывало, богиня вняла моим мольбам. Пришло известие, что Антоний выдержал невероятные испытания, уцелел и объявился за Альпами, где был