Но немец явно не желал пихать в себя содержимое ложки. С отвращением он смотрел на водянистую овсянку.
– Разевай пасть, говорю, – нетерпеливо произнес Сергей. Ложка в его руке задрожала.
Немец открыл рот и позволил себя накормить.
– Ну вот, можешь же, когда…
Но Сергей недоговорил. Мгновение спустя куски каши оказались на его лице и стекали вниз, теряясь в жестких волосах бороды. Выплюнувший еду пленник уверенно смотрел на охотника и произнес:
– Жри это сам.
– Вот, значит, как… – Сергей рукавом свитера вытер смесь слюны и овсянки с лица. – По-хорошему, стало быть, не хочешь… Ну будет тогда тебе по-плохому.
Он встал с места, взял в руку кружку и вылил ее содержимое на немца.
– Посмотрим, как ты запоёшь через денек-другой без воды и пищи. Землю жрать будешь…
Охотник подобрал миски с кружками и пошел в сторону лестницы. Увидев, что Сергей покидает его, немец испугался и закричал ему вслед что-то на своем. Что именно, Сергей, разумеется, не имел ни малейшего понятия, но, судя по тону, ничего хорошего. Но ему было плевать.
Когда он закрыл дверцу, вновь погрузив погреб во мрак, немец еще продолжал истошно кричать.
4
– Пошел к черту, старый мудак!
Клаус Остер, лейтенант первого воздушного флота люфтваффе, был вне себя от злости. Обычно он не давал волю эмоциям и всегда сохранял хладнокровие, столь необходимое для любого бравого лётчика, но теперь больше не мог терпеть: он кричал, что есть сил, используя все известные ему ругательства родного языка, прекрасно при этом осознавая, что русский старикашка не понимает ни слова, но ему было все равно. Клаус кричал, чтобы побесить его, показать, что он не лыком шит и не собирается выполнять его дурацкие наставления. Он не пойдет на поводу у какого-то русского, от которого еще и воняет за версту чем-то едким и кислым.
Была и еще одна причина, по которой Клаус кричал не переставая. Он пытался отвлечься от жуткой боли в правой ноге, обмотанной грязным тряпьем и пропитанной запахом тухлятины. Внутри бедра будто копошился рой насекомых.
– Я убью тебя, слышишь? Убью!
Он старался не думать о боли, но та со временем стала лишь сильнее. Истинного немецкого солдата не должны заботить такие мелочи… Но черт возьми, как же ему было больно. Когда русский спустился в подвал и предложил то, чем обычно кормят свиней, он всеми силами старался терпеть жжение в ноге и не подавать виду.
Единственное, о чем жалел Клаус, так это о том, что ему не удалось выпить воды, которую этот вонючка вылил на него. Незаметно для старика он языком слизал пару капель, стекших со лба, но жажду этим не утолить. Господи! Он никогда в жизни не ощущал такого изнеможения, как сейчас. Горло было сухим, как кора высохшего дерева в центре пустыни. Он готов был выпить что угодно, лишь бы эта сухость наконец исчезла.
– Выпусти меня отсюда, скотина! – не сдавался он.
Помимо жажды