– Ничего особенного не случилось, не переживайте вы так сильно, – сказал отец Иоанн Стасу. – Я сегодня же найду стекольщика, и он все исправит. И о деньгах, пожалуйста, не беспокойтесь – я все оплачу. Главное, чтобы вы на Мирко так не сердились – ведь он случайно в вас попал. Я у окна стоял и все хорошо видел.
Стас с ненавистью вскинул глаза на священника.
– Да вы… как могли видеть? Если вы почти слепой? И ваши благодеяния…, мне не нужны!
Он резко повернулся и пошел прочь от отца Иоанна.
Остаться без еды неприятно, но все же можно стерпеть. Но наказание проходило в трапезной, в то время, когда все семинаристы ели. Стоять полагалось на коленях в углу, рядом с кафедрой, за которой кто-то из учащихся читал отрывки из житий святых, чья память отмечалась в этот день.
Такое наказание казалось отцу Иоанну слишком строгим. Но ведь он только что прибыл в семинарию – и нельзя было сразу высказывать свои замечания.
После вечерней молитвы улеглись спать. Скоро обычные смешки и переговоры шепотком прекратились и наступила тишина. Стасу хотелось встать, подойти к Мирко, койка которого стояла у стены, ударить его. Можно спрятаться под кровать – со сна он не поймет, кто ударил, не догадается заглянуть под кровать. Скверно, конечно. Но если выйти на открытый бой, вряд ли удастся победить. Да и если узнают про драку, могут выгнать из семинарии. А тогда куда деться? Отправят домой, а там мать, которая столько мучилась, прежде чем устроить его в семинарию. Придется работать – скорее всего, на фабрике, выполнять какую-нибудь черную работу…
Размышления Стаса прервал свет, упавший в спальную комнату сквозь приоткрытую дверь.
Кто-то тихонько вошел, осторожно двигаясь от кровати к кровати. Около некоторых спящих вошедший останавливался, укрывая тех, кто спал беспокойно и сбрасывал с себя одеяло. Осеняя крестом спящих, этот человек, которого все больше узнавал Стас, приближался к нему. Он припадал на правую ногу, да и по фигуре человека Стас догадался, что это отец Иоанн. Вот он подошел к кровати Стаса, остановился. Лунный свет, наискось падающий сквозь окна, осветил лицо священника. Стас понял, что отец Иоанн молится. Перекрестив Стаса, он нагнулся над ним, вынул из сумки, висевшей поверх подрясника, сверток. Хотел положить сверток под подушку и тут увидел, что подросток лежит с открытыми глазами.
– Хлеб, – тихо прошептал отец Иоанн. – Еще оливы. Больше ничего нет – пост.
– Не надо, – Стас отстранил руку со свертком.
– Зачем ты так? Нельзя ожесточаться. Впереди много испытаний – учись их принимать со смирением. Трудно, я знаю. Но Господь учил нас видеть свои грехи и бороться с ними.
– Грех? Да разве я согрешил? Разве я виноват, что они меня презирают?
– Тише. Мы с тобой в грехе гордыни разберемся, если захочешь, в другой раз. Сейчас надо спать. А хлеб прими как мое желание помочь тебе справиться с болью. Вот и все, – он еще раз перекрестил Стаса и пошел дальше по спальне, смотря, кому надо поправить одеяло, или