– Встала я с утра, позавтракала, курей покормила, яички собрала. Хорошие у меня несушки, породистые, иной раз по шесть яичек с кладки за неделю собираю. – При мысли о курицах опечаленное лицо старушки слегка просветлело. – Понесла Хосе покушать, комбикорму запарила, картошечки варёной положила. Он картошечку очень любил… Сняла засов, а там… Кровищи-то, кровищи! Я бежать! Перепугалася очень.
– А вы ночью ничего не слышали, никаких подозрительных звуков? Собака не лаяла? – Егор наклонился и потрогал борозду в плотно утоптанной земле. Похоже, здесь провели чем-то острым. Посмотрел на испачканные пальцы – кровь свиньи дотекла даже сюда, ко входу в сарай. Что любопытно, рядом виднелся отпечаток босой ступни.
– Ой, не знаю, внучек. Я фильм посмотрела и спать легла. Хороший фильм, с этим, как его… Про разведчика. Редко что смотрю. По телевизору срам один, прости Господи. Давеча включила, а там… – Галина Михайловна сердито махнула сморщенной короткопалой ладонью. – Ты вон здоровяк какой вымахал, соображай. А я ничего не слыхала. Да и глуховата стала, ты уж не серчай.
– А дверь точно была закрыта на засов?
– А? – переспросила старушка, словно в подтверждение своих слов. – Чаво?
– Дверь, говорю, точно была заперта?
– Я, поди, из ума ещё не выжила.
– Уничтожение имущества со взломом… – пробормотал Егор. В голове начала складываться картина. Раз Бублик не залаял, значит, забрался кто-то из местных, вхожий в дом. Судя по отпечатку – мужчина. Не вполне адекватный – конец августа, по ночам подмораживает, а он босиком. Вон, Егор осеннюю куртку не поленился надеть, хоть и на машине. Нарик какой-нибудь или упившийся до горячки алкаш. Надо посмотреть, чем и насколько умело зарубили свинью. Егор согнулся и полез в дверной проём, до того вонючий, что в серых глазах участкового проступили слёзы. С притолоки посыпалась труха, запуталась в отросших за лето русых волосах.
Внутри свинарника царила сумрачная прохлада. Опилки, ровным слоем покрывавшие земляной пол, почернели от впитавшейся крови. Из дальнего угла послышалось какое-то шевеление. Егор насторожился. За невысокой дощатой перегородкой ворочалось и пыхтело что-то большое.
– Жив ваш свинтус, Галина Михайловна. Напугался бедняга, вон как дышит.
– Господь с тобой! Его же надвое разорвало!
Участковый замер, ощутив, как по спине пробежал холодок. Даже волосы на загривке встали дыбом. Мелькнула надежда, что подслеповатая старушка чего-то не доглядела. Но зрачки наконец-то привыкли к темноте, и Одинцов обнаружил в двух шагах от себя пустое корыто и лежащую за ним свиную голову, таращившуюся в пустоту крошечными пуговками глаз. Ближе ко входу валялось ведро, окружённое мятыми картофелинами и бурыми сгустками комбикорма. За перегородкой снова зашуршало. Сарай наполнился утробным рычанием, словно неподалеку заработал четырёхтактный