У Сашки очень характерно изгибается бровь.
– Я ещё уколы делать могу, вам не надо? В любые места.
Всеволод Алексеевич хмыкает. Петренко хлопает глазами. Чай Сашка всё же готовит на всех, но чашку подаёт только Туманову. Остальные пусть сами разбирают, тут им не ресторан. Тем более, что в гримёрку подтянулись девочки-редакторы, ещё какой-то персонал, и всех наставников окружили вниманием. Кроме Всеволода Алексеевича, потому что возле него уже была Сашка. И теперь она стоит напротив, опираясь на гримёрный столик, смотрит, как он пьёт, держа чашку обеими руками. Боится уронить на людях. Дома она давно не обращает внимания, если он что-то перевернул, разлил, пронёс мимо рта. И он давно перестал смущаться. А тут совсем другое дело. Да и костюм испортить не хотелось бы.
– Перекусить не хотите? Нет? Тогда давайте хотя бы яблочко. И пару печенек к чаю.
Перерыв длится полчаса, и Сашке кажется, что этого мало. Он не отдохнул, да и что это за отдых, в набитой людьми комнате? Где опять же ни расслабиться, ни раздеться. Но Всеволод Алексеевич сам рвётся в бой. Мол, давайте быстрее снимать, чего зря время вести.
Вернувшись в студию, Сашка понимает, что её уже подташнивает и от яркого света, и от громких звуков, и от необходимости постоянно держать лицо. Ещё и зрители беспрерывно вопят, скандируют «браво» даже после откровенно провальных выступлений, потому что им так подсказывают модераторы. Общая наигранность, от этих криков и пластиковых декораций до благожелательной улыбки Туманова в ответ на явные провокации других наставников, Сашку уже бесит. Да и формат шоу бесит тоже. Ну что это за команда? Семьдесят лет, восемьдесят один. Что с ними делать? Чему их учить? Петь? Для чего? Засветятся они три раза в телевизоре, что дальше? Никто не заключит контракт с бабушкой или дедушкой. Ни один продюсер не захочет раскручивать пенсионеров. Проект абсолютно бессмысленный, трата времени и ресурсов. Одна радость, что Всеволод Алексеевич доволен. Вроде бы доволен. Поговорить с ним Сашке так и не удалось.
До следующего перерыва они успевают прослушать ещё десять человек, в команду Туманова попадает третья участница, бабулечка, удачно косившая под Шульженко. На седьмом или восьмом участнике Сашка думает, что конкретно в этом варианте шоу даже благо, что прослушивания слепые, ибо большую часть участников лучше не видеть. Сгорбленные, плохо двигающиеся, иногда и откровенно плохо одетые, с трясущимися руками и головами. Многие надеются сделать первый шаг на большую сцену будучи в куда более печальном состоянии, чем Туманов, со сцены ушедший. Сашка не может не размышлять в этом ключе, и настроение становится только хуже. К тому же она замечает, что Туманов сильно устал. Он почти не комментирует отказы, только хвалит каждого участника примерно одними и теми же фразами: «Прекрасный голос, как вы сохранили такой тембр, очень эмоциональное исполнение». Кончается тем, что одна женщина, которую язык бы не повернулся назвать бабушкой, прямым текстом интересуется:
– Если я так хорошо пела, что ж вы ко мне не повернулись?
– Да,