Экипаж сдвинулся с места. Повисла тишина, женщины рассматривали графа. Элиза ломала голову в поисках темы для разговора, но так ничего и не придумала.
К счастью, Мелвилл был более чем способен начать беседу.
– Куда вы направлялись, леди? – вежливо поинтересовался он.
– В Бат, – ответила Маргарет. – Мы переезжаем туда до окончания траура моей кузины.
– О, понимаю… примите мои соболезнования, – сказал Мелвилл.
Элиза до сих пор не определилась, как ей отвечать на изъявления сострадания. Изображать убитую горем вдову, тогда как ее истинные чувства настолько не соответствовали ожиданиям общества? Это было бы безвкусно. Но и выказывать полное равнодушие тоже нельзя – его сочтут неподобающим.
– Благодарю, – произнесла она после недолгого молчания. – А куда лежит ваш путь, милорд?
– В разнообразных направлениях, – откликнулся он. – Сегодня, конечно, не совсем в том, которое меня бы устроило… Итак, вы художница, миледи?
Элиза не сразу поняла смену темы, пока не заметила, что граф смотрит на папку.
– Я бы не стала описывать себя в столь возвышенных выражениях, – ответила она.
– Но почему? – сказал он. – У вас очевидный талант.
– Откуда такое предположение? – удивилась Элиза.
– Папка раскрылась, – пояснил Мелвилл. – Я не сдержался и взглянул. Вы передали черты вашей…
Фраза прозвучала с вопросительной интонацией, после чего он умолк, и Элиза вспомнила, ужаснувшись, что они не представились.
– Ах, простите! – сказала она, покраснев. – Я леди Сомерсет, а это моя кузина мисс Бальфур.
Мелвилл наклонил голову:
– Вы очень точно передали черты мисс Бальфур.
Не зная, что на это ответить, Элиза предпочла сменить тему:
– Мы в восторге от вашей поэзии, милорд.
Должно быть, ему это говорили тысячи раз, но Элиза не обладала достаточным литературным слогом, чтобы предложить более содержательный комплимент.
– Как чудесно услышать это от вас, – учтиво ответил он.
– С нетерпением ждем следующей вашей книги, – добавила Маргарет льстивым тоном. – Уже известно когда?..
Мелвилл опубликовал «Персефону» в семнадцатом году, а «Психею» в восемнадцатом. Обе книги были романтизированным переложением античных текстов. Все, как на горячих угольях, предвкушали следующее его произведение.
– Сдается мне, ваша лесть – просто уловка, чтобы вызвать меня на откровенность, – откликнулся Мелвилл. – Но боюсь, мне нечем вас порадовать. Я пока не написал ничего нового.
– Почему? – спросила Элиза, не успев остановить себя, – дерзость, о которой она немедленно пожалела, ибо собеседник снова вскинул брови.
– Вдохновение меня избегает, – коротко ответил он.
– Но может быть, вас вдохновит сегодняшнее