Этак ведь и обрушить можно пещерку-то…
Прочие бочки, насколько я мог разглядеть, в количестве четырех-пяти штук стояли как попало у стен, причем самая широкая и приземистая была накрыта большой почерневшей иконой, а на самой иконе лежал огромный старинный пистолет – чуть ли не с колесцовым взводом.
Прямо разбойничье гнездо какое-то.
– Ну чаво опять стал? – загремел на меня хозяин всей этой оперной бутафории. – Безлошадного драгунского полку пеший ездовой! Седай!..
Рядом с очажком располагались две плахи, на одну из которых я и присел не без робости. Любопытно, что с одежки, которую я держал в руках, еще капало. Стало быть, не так уж и далеко мы с ним забрели. Машинально принялся отжимать, а сам оглядывался украдкой.
А ведь пожалуй что и не бутафория. Пистолетище, например, вполне достоверный – если и копия, то очень точная (на мой, разумеется, дилетантский взгляд).
В колеблющемся розоватом сумраке я не сразу увидел, что глиняный пол пещерки застлан огромным, возможно, персидским ковром, середина которого была варварски вырезана или, точнее, вырублена – как раз под размер очажка.
Хозяин тем временем, усевшись напротив, разглядывал меня из-под насупленных седых бровей. Долго разглядывал. Потом спросил:
– В икону стрелить будешь?
Я вздрогнул и чуть не выронил недовыжатое барахло.
– Зачем?
Старик моргнул. Похоже, удивился.
– Клад тобе дается… – озадаченно пояснил он, окинув огромной корявой пятерней полпещерки. – Нет, ну, знамо, не весь… Чаво унесешь… Стрели давай! Иначе не взять…
Вот уж воистину клин клином вышибают. Самое бы время решить: не во сне ли я обретаюсь и не попробовать ли мне проснуться, – но предложение выстрелить в икону прозвучало столь кощунственно, что тут и во сне возмутишься.
– Так! – решительно сказал я. – Дед!.. Ты соображай, что говоришь вообще! А если б я был верующий?
– Не веруешь? – с любопытством осведомился он.
– Нет.
– Ни в Бога, ни в черта?
– Ни в Бога, ни в черта!
– А во что тады?
– В то, что вижу, слышу… осязаю… Да и то не всегда.
– А-ха… В меня, стал-быть, веруешь?..
– Куда ж я денусь? Вот он ты, передо мной…
По-моему, старикан остался доволен услышанным. Приосанился, встал, прошелся по дышащему пылью ковру. Даже бородищу свою огладил. Потом покосился лукаво.
– Чаво ж не стрелил, раз не веруешь? – уличил он меня.
– Ну так другие-то – веруют, – объяснил я. – Зачем мне их обижать?
– Вишь какой! –