В конце концов он меня не помнил. Хватит мучиться.
Скоро такси подъехало к кованым воротам, за которыми раскинулся просторный ухоженный двор перед особняком из молочно-белого камня. Огромные рифленные колоны возвышались до самой крыши, по периметру которой растянулись балюстрады.
Ничего себе! Это целый дворец! У меня перехватило дух от роскошной красоты.
Мама не знала, что я приеду. И когда мы подъехали прямо к парадному входу, я немало удивилась, увидев ее сбегающей по ступенькам. В груди неприятно закололо – я никогда не чувствовала, что она меня любит. Но сейчас она светилась счастьем. Улыбнулась Кристоферу, который спешил к входу в дом.
– А как вы встретились?
– Столкнулись по дороге.
Едва он оказался за ее спиной, лицо матери разительно переменилось. Нахмуриться ей мешали исколотые ботоксом мышцы, поэтому сверкали злобой лишь глаза.
– Решила все-таки припереться? – спросила она, обнимая меня. Меня затошнило от сладких духов. – Не могла одеться нормально? Выглядишь хуже местной прислуги. Марш в дом скорее. Одену тебя нормально. Не дай бог, тебя Генрих увидит в этих тряпках.
Я вывернулась из ее рук. Под ресницами запекли жгучие слезы. Если бы мне срочно не понадобились деньги, я бы в жизни сюда не приехала!
– Зато на эти тряпки я заработала сама! – процедила сквозь зубы. – И я приехала по делу. Я не собираюсь тут оставаться и не буду портить своим присутствием ваш шикарный дом.
– По делу? Ну пошли. – Мама вцепилась в мое предплечье и повела за собой. Не в дом, а по двору мимо аккуратно подстриженных кустов к беседке, обвитой плющом. – Что же стряслось?
Она отпустила меня, и я расстегнула рюкзак, вывалила на стол документы.
– Вот. Я могу себя обеспечивать. Я устроилась переводчиком в хорошую компанию. Я выполнила условие, которое поставил отец, чтобы получить доступ к трастовому фонду.
Мама с ехидной ухмылкой взяла выписку из банка, где значилась сумма моей ежемесячной зарплаты, и рассмеялась. Листик выскользнул из ее наманикюренной руки и улетел на пол.
– Эти копейки? Не смеши меня! В Лондоне уборщица больше получает.
Я сглотнула горькую обиду и подняла листик.
– Но для России это нормальные деньги. Ты сама знаешь. Дай мне доступ.
– Ничего я тебе не дам.
Конечно, она не хотела расставаться с процентами, которые получала с фонда, являясь пожизненно опекуном. Но хоть немного совести у нее должно быть! Я с трудом накопила на билет сюда. Потому что мне нужно было намного больше…
– Я не просто так прошу! Мне правда нужны эти деньги!
– Зачем?
Если открою правду, она точно не согласится. Не потому, что я их собиралась потратить на чепуху. Ей плевать на мою жизнь, но от того, что я собиралась сделать, она найдет сто и один способ меня отговорить.
– Неважно! По закону я имею право на фонд!