– Я не об этом! – отмахнулась я, расстроившись неимоверно.
– Ну не все так плохо! – добродушным голосом заметило долговязое начальство, доставая откуда-то форму и выдавая ее мне. – Так, рабочие моменты! Введи ее в курс дела. А я пойду разгребать … письма!
Помятый встал, надел фуражку набекрень и махнул рукой в сторону кучи.
– Подойди к ней и узнаешь, сколько писем тебе нужно разнести и прочитать адресатам. У кого-то одно, но очень важное, – вздохнул помятый. Вид у него был самый, что ни на есть почтальонский. Усы, лучики морщинок и легка проседь.
Я осторожно подошла к куче. Итак, у меня есть тридцать дней. И я должна успеть разнести…
– Сто писем? – увидела я цифру «100».
Вместо нулей были черепа. Цифра таяла в воздухе, оставляя дымчатый след.
– Сто – это не так уж и много! Для тридцати дней! Да я могу и за день управиться! А я переживала… Я сейчас мигом все разнесу и «здравствуйте, я иду на поправку!», – внезапно обрадовалась я, придумав заранее себе миллионы писем. И расстроившись. Тоже заранее.
– Добиться согласия открыть конверт и прочитать письмо вслух. До конца! Ничего не утаив! Для мертвых – это просто чистая бумага в чистом конверте. Только тот, кто между жизнью и смертью может прочитать его, – продолжал голос, пока я украдкой считала, сколько писем в день мне нужно разносить, чтобы побыстрее вернуться в мир живых.
– А если мертвый отказывается…, – наставляли меня, сбивая со счета.
– Что значит отказывается? – удивилась я. – Это же письма от родных, друзей, близких… Как можно отказаться читать их? В самом деле!
– То тебе придется найти способ… Не перебивай меня, а то мне пора спешить! – с укором посмотрели на меня.
Да, да, да. Я слушаю очень внимательно! Я превращаюсь в одно сплошное внимание! Сто писем за тридцать дней! Сто писем! Тридцать дней! Я думаю, что каждый бы испытывал что-то вроде: «Бежать! Быстрее! Делать!».
– Тебе придется найти способ прочитать письмо. Значит, смерти важно, чтобы адресат его услышал! Тайну письма нельзя никому рассказывать! Это чужие секреты! Ты не должна сбиться, пока читаешь это письмо! Не должна показывать эмоции. Ты – просто почтальон! – менторским тоном наставляли меня. А у меня коленка тряслась так, словно сейчас кто-то скажет: «На старт! Внимание! Марш!».
– А посылки будут? – опасливо спросила я, прикидывая свою грузоподъемность.
– Будут! Еще как будут! Посылок будет много! Иди ты! Да пошел ты! Брысь отсюда! – вздохнул бедолага. – Не всем охота читать письма с того света, бередить старые раны. Но если смерть решила, что это важно. Значит, это важно! Только смотри! Если ты умрешь окончательно тут, то потеряешь свой шанс там. И никогда не вернешься в тот мир. Никогда.
Он открыл котомку, словно желая мне что-то показать, как вдруг поднялся вихрь из писем. И письма стали залетать в сумку.
– Потом берешь письмо, – продолжал бедолага, вытаскивая письмо. Оно засветилось