Шесть лет… Аделаида тяжело вздохнула, отыскивая в сумке ключ с привязанной бумажкой, на которой корявым почерком Татьяны было написано: «Дом Гриши». Девушка нашла его, когда перебирала документы тётки. Нужно было разобраться с собственностью, перешедшей девочке по наследству, а Василий сказал, что не станет притрагиваться к бумагам.
Ключ был найден вместе с записями, в которых достаточно ясно говорилось, что после смерти Григория Петрова и Серафимы Петровой, матери Ады, дом переходит в собственность их дочери, как единственной законной наследницы. Девушка не хотела думать о том, что может ожидать её в родном городе, но и оставаться с Василием было невыносимо. Казалось, печаль и страдания опустились плотной пеленой на каждый сантиметр дома и Аделаида, даже питая к Василию искреннюю привязанность, не смогла заставить себя остаться. Да и сам мужчина убеждал «приёмную дочку», что она не должна задерживаться рядом с ним, оберегая и помогая наладить быт. Уверив Петрову в том, что она обязана уехать и выучиться, Василий пообещал подержать доберманов у себя, пока Ада до конца не устроится.
На двери, выкрашенной в тёмно – коричневый, как и дом, цвет, висел небольшой круглый лев с кольцом в носу. Им пользовались гости для того, чтобы уведомлять о своём прибытии. Раньше он был удивительно красив: бронзовый, со вставленными в глаза чёрными камнями, которые постоянно пугали Аделаиду в детстве, а сейчас… Почерневший от грязи, он казался таким уставшим и разбитым, что девушка испуганно отпрянула. Почти как в детстве. Не раздумывая достав платок, Ада провела им по голове льва, старательно стирая верхний слой пыли, и смогла успокоиться только тогда, когда «охранник дома» принял более менее приличный вид.
Держа в руках ключ и отыскивая глазами замочную скважину, Аделаида поняла, что та была забита дощечкой, видимо, для большей безопасности. Надавив на неё, девушка достаточно быстро избавилась от ненужной детали. Казалось, каждый сантиметр дома ждал своего освобождения. Ждал, когда в нём снова забьётся чьё-то сердце.
Было тихо. Очень тихо. Вся жизнь, что так долго бурлила в этом доме, оборвалась настолько резко и на столь длительный срок, что, казалось, дом, ранее бывший местом сбора умных и талантливых людей, просто погиб, постепенно разлагаясь под дождём и ветрами. Света не было. Окна были задёрнуты плотными бархатными шторами, поэтому оказалось практически невозможным оценить произошедшие внутри изменения. И изменилось ли тут что-то вообще? На ощупь продвигаясь к окну в коридоре, Аделаида, резко распахнув тяжёлые бежевые портьеры, тут же закашлялась от попавшей в нос пыли, которая за эти годы успела осесть на ткани.
– Господи, какой ужас, – пробормотала девушка, вытирая угодившие на лицо и руки песчинки и впуская в комнату свет. Открыть окно оказалось немногим труднее: пришлось расшатывать старательно заколоченную в стену дома доску. Наконец, впустив в комнату воздух, Ада тяжело выдохнула. На её