– Наклеил-то наклеил, но это значит, что в дознании появляется театральный реквизит, а им, извините меня, не каждый умеет пользоваться. Следовательно, появляется артист…
– Увы, не только артист может воспользоваться гримом, но и работники театра…
– Не забывайте про синематограф, – опять вставил кто-то из чиновников.
– Вот именно, сюда же и работников синематографа.
– Шкиперская бородка, – скривил губы Филиппов. – Почему именно такая? Должна же быть причина? В обычае людей делать вещи, которые они умеют. В данном случае, – Владимир Гаврилович прикусил губу и замолчал, но никто не смел его торопить; затем, чуть сузив глаза, он предположил: – Возможно, ситуация более проста, чем мы думаем. Представьте этого мужчину, каким его описывают, – высок, но рост мы можем не брать в расчёт – высокие каблуки дадут нам необходимое, широкополая шляпа хорошо скрывает верхнюю часть лица, давая собеседнику или невольному свидетелю увидеть нижнюю и обратить на неё внимание, – начальник умолк.
– То есть преступник хотел, чтобы запомнили бородку, – ведь она становится главной приметой, – продолжил мысль начальника Маршалк, говоривший с заметным акцентом.
– Вот именно. Поэтому он надел тёмное пальто, чтобы запомнили только верхнюю одежду, и нацепил бородку, но руки не спрячешь. Если они очень длинные, то таковыми и останутся. Значит, господа, мы имеем только одну неоспоримую примету – длинные руки. На остальные можно не обращать внимания, ибо они только для отвлечения.
– По одним рукам нам его не найти.
– Есть и вторая примета – склонность к театральному реквизиту.
– Но в столице столько театров, и столько занято в них народу, что навряд ли нам хватит времени, чтобы проверить каждого, – покачал головой Маршалк.
– Карл Петрович, вы правы, но мы не можем дожидаться, пока преступник не совершит второе убийство.
– Вы доподлинно об этом знаете? – тихо спросил помощник.
– Нет, я об этом не знаю, – так же тихо ответил Владимир Гаврилович, – но мы не можем сидеть и ждать, пока в наших газетах не появятся статьи о кровавых преступлениях среди белого дня на Невском проспекте.
– Газетчики могут…
– Вот я и не хочу, чтобы в городе возникла паника.
Глава третья
Жертва номер два
За окном давно поднялось июльское солнце.
Была середина лета, начинался пятнадцатый день июля.
Город очнулся от ночной спячки. Загудел, зашумел. Голоса вначале звучали громко и отчётливо, но постепенно стали глуше и теперь напоминали гудение пчелиного роя. По улицам торопливо проезжали телеги, гружённые товаром, и экипажи, уносящие чиновный люд по рабочим местам.
Коридорный поднялся на третий этаж. В двенадцатом номере всю ночь гулял на широкую ногу подвыпивший купчина. Слава богу, что не дошло дело до полиции. Иначе протокол и обычная суета, а может быть, красненькая городовому – и вся недолга.
Дверь девятого номера отворилась, и на пороге