Однако Нортон не собирался отступать от своих принципов, менять сложившуюся годами концепцию преподавания. И хотя он смертельно устал и сможет урвать лишь несколько часов сна, по крайней мере, завтра он пойдет на работу с чистой совестью.
Пройдя на кухню, Нортон поставил чашку в посудомоечную машину, затем направился в ванную, чтобы снять зубной протез.
Когда он вошел в спальню, Кэрол спала мертвым сном и храпела. Она не проснулась даже тогда, когда он зажег свет. Нортон разделся, аккуратно сложил одежду и положил ее на деревянную тумбочку из кедра в ногах кровати, после чего снова погасил свет. Добравшись на ощупь до кровати, забрался под одеяло.
Кэрол застонала во сне, заерзала, перевернулась на другой бок.
Тело жены было теплым, чуть ли не горячим. Она частенько называла Нортона «трупом» за то, что его тело всегда было холодным, и ему приходилось улыбаться, поскольку это было недалеко от истины. Он преуспел в жизни, и долгие годы потворства своим слабостям превратили его в полную развалину. Он был старым и сознавал это. Его нисколько не удивило бы, если б у него отказало сердце, печень или какой-нибудь другой орган.
Кэрол значительно моложе его – сорок пять лет против его шестидесяти двух. Нортон находил определенное утешение в сознании того, что он умрет первым. Разумеется, это был чистой воды эгоизм, но он всегда был в какой-то степени эгоистом, и это его нисколько не беспокоило. Ему не придется продолжать жить без Кэрол, не придется переносить еще одну сейсмическую подвижку в своем образе жизни. Естественно, Кэрол будет нелегко, но она сильнее его и справится. Черт возьми, возможно, даже снова выйдет замуж…
Так почему же он так мерзко ведет себя по отношению к ней?
Дело обстояло так далеко не всегда. Даже Кэрол вынуждена была это признать. Когда они только поженились, Нортон был от нее без ума, и хотя страсть со временем несколько остыла, он по-прежнему любил жену. Вот только сейчас она не столько очаровывала, сколько раздражала его. Его выводило из себя ее поведение, ее слова, поступки. И сам Нортон не мог сказать, в чем тут дело. Вероятно, во всем был виноват он сам. Кажется, Кэрол с годами совсем не изменилась. А вот он сам изменился. Переменилось что-то в его жизни, с годами дал о себе знать народившийся ген холостяцкого одиночества, благодаря которому Нортон теперь предпочитал не находиться в обществе, а побыть один. У него сложился определенный образ жизни, выработались привычки, и хотя он по-прежнему любил Кэрол, она по-прежнему была ему дорога и он по-прежнему в ней нуждался, ему становилось все труднее быть рядом с нею.
Нортон бросил взгляд на лежащую рядом женщину. Кэрол сохранила внешнюю привлекательность. Даже во сне, с раскрытым ртом, всклокоченными волосами, размазанным по подбородку, щекам и лбу ночным кремом она оставалась необыкновенно симпатичной женщиной. И Нортон не мог представить себе, что рядом с ним в постели не будет этого тела. Он по-прежнему получал удовольствие и тогда, когда Кэрол