– Доброе утро, господин. Я пришла забрать посуду, – девушка кивком обозначила направление, на котором, видимо, я должен был сосредоточить внимание.
Сонно щурясь, я приподнялся на локтях и вытянул шею, прикрывая рукой рот – рвущаяся наружу зевота едва не порвала мне пасть и не вывихнула челюсть. На столе возле окна обнаружился поднос, заставленный, как я сумел догадаться, какой-то едой и прикрытый сверху то-ли салфеткой, то-ли полотенцем.
– Угу, спасибо, – кивнул я в ответ девушке. – Сейчас позавтракаю.
Точнее, пообедаю. Время на настенных часах уже за полдень. Вот это я придавил на массу. Даже не слышал, когда она приходила в прошлый раз, принося еду.
Кстати, сегодня волосы девушки, собранные сзади в хвост, позволяли прекрасно рассмотреть не такие уж и большие уши. Покрупнее, конечно, чем у людей, но в сравнении с вислыми лопухами старика Флипке, выглядевшие вполне себе так ничего.
– Зайди за посудой чуть позже. Как тебя хоть зовут-то, красавица? – решился я напоследок выяснить у уже направившейся к дверям девушки.
– Люсилией, – обернулась она, чуть поклонившись. – Приятного аппетита, господин.
– Спасибо, – кинул я вслед удалившейся горничной, слез с кровати и, шлёпая босиком по прохладному полу, поспешил в маленькую комнатку, смежную со спальней и выполняющую роль уборной. – Надо будет озаботиться тапочками и, хм, зубной щёткой, – на полке возле умывальника, конечно, стоял объёмный флакон с ополаскивателем для рта, но мне этого как-то не хватило. И чистоты не ощущалось, и проснуться окончательно, даже после умывания холодной водой, не вышло. Хоть пальцами по зубам шоркай.
Что самое обидное, позавтракать мне тоже толком не дали. Едва откусил румяный бок печёного пирожка с вареньем, в комнату, торопливо постучавшись, вновь проникла Люсилия:
– Господин, хозяйка просит вас срочно спуститься в гостиную, – встревоженно протараторила она.
– Что-то случилось? – нервное возбуждение горничной невольно передалось и мне.
– Пришли из жандармерии, – кивнула она. – Поспешите, господин.
Люсилия убежала, а я, запихнув в рот сразу половину пирожка, кинулся одеваться, надеясь прожевать всё по дороге и при этом не подавиться от волнения. Обновки напяливать на себя не стал. Привычную одежду нацепить было куда быстрее. Через минуту я уже спускался по лестнице – уж что-что, а армейская привычка быстро одеваться и раздеваться со временем никуда не делась.
По пушистому ковру гостиной, такой же просторной, как и находящаяся через коридор напротив обеденная зала, разгуливал туда-сюда, словно измеряя помещение шагами, высокий господин в белой жандармской фуражке с ярко-синим околышем. Его белоснежный мундир с поблёскивающими на солнце медными пуговицами контрастно перечёркивал широкий кожаный ремень с двумя вертикальными портупейными полосками, заправленными под красивые золотые погоны с одним продольным голубым просветом.
Ещё один ремень,