Табхаир недовольно нахмурился, а Одинг вдруг согласно закивал.
– Верно, верно! Вот нас, роа-радоргов, вечно все не любили и без конца принуждали к открытой вражде. А потом выходило, что…
– Постой! – резко оборвал его Табхаир. – Взгляни-ка, что это с Углетом?
Старик бежал по плато к самому обрыву и не отрывал глаз от какой-то точки на небе. Все, даже шатающийся от слабости Чар, поспешили за ним и сразу поняли в чем дело. Темная точка в вышине быстро превратилась в большую птицу, а потом стало видно, что это возвращается Нафин.
Юноша летел тяжело, из последних сил взмахивая крыльями. Его голова и руки бессильно повисли, и, едва ступив на землю, Нафин рухнул, как подкошенный.
– Я не долетел, – прошептал он пересохшими губами. – Очень тяжело… Берег видел, но он далеко,… на самом горизонте… Не добраться… А вокруг только вода, вода, вода…
И, закрыв глаза, потерял сознание.
* * *
До самого вечера несчастные жертвы кораблекрушения почти не разговаривали между собой. Оттащив Нафина в тень и, кое-как приведя его в чувство, все сели рядом на землю в глубокой задумчивости.
Положение складывалось отчаянное.
По словам Нафина выходило, что долететь до берега невозможно; по словам Нерта – что ни один корабль к Острову и близко не подплывет, так что, как ни крути, а грозила им неминуемая смерть, или от Острова, который по убеждению Чара скоро должен «проголодаться», или они сами, оголодав, подберут все съестные припасы и умрут без пищи и воды.
А с наступлением темноты в голову полезли всякие страшные мысли, навеянные рассказом Нерта. Да еще на небо наползли тучи, и поднялся страшный ветер, так что даже самые неверующие и скептически относящиеся к древней легенде начали боязливо озираться вокруг.
Огромные толстые листья, свисающие с деревьев, полоскались на ветру точно тряпичные лоскуты; мохнатые стволы гнулись до самой земли, и холод охватил путников, леденя не только тела, но и души.
Спасаясь от ветра, они кое-как перебрались поближе к скалам и забились в неглубокую нишу, но страхов это не убавило. Чем глубже становилась ночь, чем сильнее дул ветер, тем явственнее слышался им в грохочущем прибое рев пробуждающегося чудовища. А, когда от сильных порывов казалось, что и сам Остров содрогается, все начинали испуганно смотреть себе под ноги, ожидая, что земля вот-вот разверзнется и поглотит их.
Но вскоре ветер задул послабее. Деревья гнулись и шумели уже не так угрожающе, с посветлевшего на востоке неба начали сползать последние обрывки туч, и, когда первые лучи еще тусклого солнца скользнули по успокаивающемуся морю, отступили и ночные