«Живу на острове. Курю, трахаю местных девок».
Он разлил чай.
«Не скучно?» – Это спросил я.
«Пишу о внутренних мирах человека, – ответил он. – Что-то вроде путеводителя, правил эксплуатации. Книгу».
После чая он включил музыку, и я с удивлением узнал старую вещь. Это была Carpet crawlers. Последний раз я слушал эту вещь в школе, когда-то она была моей любимой группой. «Идешь по саду, раздвигая мокрые ветки» – так я рисовал эту музыку в воображении. И вот благодаря Сверчку эти ветки снова стояли перед глазами.
О театре не говорили – человека, который сидел перед нами, с театром ничего не связывало. Мы пришли за другим. На тот момент мы уже купили билеты в Таиланд, ей хотелось открыть карты и посоветоваться.
«И вы туда же», – в ответ он только усмехнулся. С тем же отрешенным видом рассказал, как добраться до острова, как найти хозяйку бунгало, какой взять мотороллер, что есть и пить, где брать курево. Говорил монотонно, глядя в угол, как будто там сидит его настоящий слушатель или тот, кто ему диктует. Потом мы засобирались. Сверчок не задерживал, наоборот, охотно помахал нам, но провожать не вышел.
После душной квартиры дышалось легко, и мы медленно побрели вдоль улицы. Повернувшись, она вдруг спросила с отчаянием:
«Скажи, ведь ты – это ты?»
Мы остановились на трамвайных путях.
«Ведь это ты ждал меня за кулисами? В кафе? Записки, цветы, портреты ты дарил, правда?»
Я вспомнил голую фею из квартиры напротив.
«Конечно».
Среди приземистого квартала сверчков дом заваливался в небо, как дирижабль. Я посмотрел на окна. Последний этаж ротонды, где находилась его квартира, был неосвещен, только в одном окне светилась нелепая неоновая вывеска «Cafe Bar 24 часа».
12
Вдоль вагонов по перрону шел подросток в шлепанцах. В аквариуме из пластика, который он толкал перед собой, лежала гора сушеных кузнечиков.
– Не хочешь?
Я представил, как хрустят на зубах лапки.
– Нет.
В купе из кондиционера хлестал ледяной воздух, и я заклеил гнезда скотчем. Постепенно температура выровнялась, а поезд набрал скорость. Потянулись пригородные огни, потом вагон нырнул во тьму. Редкие фонари выхватывали то мостки у воды, то хижину, то бамбуковую веранду, на которой сидели кто с ложкой, кто с чашкой – застывшие фигурки. Потом она забралась на верхнюю полку и заснула, а я уставился в окно, но ничего, кроме размытого отражения, не увидел – как будто с той стороны на меня кто-то смотрит.
Нас разбудили на рассвете и, полусонных, ссадили на голый откос. Поезд тут же бесшумно уполз, а в чистом поле остались такие же, как