Гарриет поерзала, подтянула коленку к груди, уперлась в нее подбородком.
– А еще что ты знаешь? – спросила она, сосредоточенно теребя пряжку на сандалии. – Про Рэтлиффов?
– Нечего тут знать. Ты их сама видала. Шныряли тут по двору на днях.
– Здесь? – переспросила Гарриет, растерянно помолчав.
– А то ж. Здесь-здесь… Да видела ты их, видела, – тихонько пропела Ида себе под нос, будто сама с собой разговаривала. – А ну как если козлятки маленькие заберутся к вашей маме в сад, то уж, бьюсь об заклад, вам и их, небось, жалко будет. “Смотрите-ка, смотрите. Смотрите, какие миленькие”. Глазом моргнуть не успеешь, а вы их уже всех приголубите, да пойдете с ними играться. “Иди-ка сюда, мистер Козлик, откушай сахарку у меня с ручек”. “Ах, мистер Козлик, ну ты и грязнуля. Дай-ка я тебя умою”. “Бедняжечка мистер Козлик”. А как поймете, – безмятежно продолжила она, не слушая удивленных возгласов Гарриет, – как поймете, что они только гадят да пакостничают, их уже и хворостиной не выгонишь. Одежду с веревок посрывают, клумбы все потопчут да будут тут всю ночь блеять, мекать да бекать. А что не сожрут, то раскрошат да в грязи изваляют. “Еще! Подавай нам еще!” Думаешь, они хоть когда-нибудь насытятся? Нетушки, нет. Но вот что я тебе скажу, – Ида скосила воспаленные глаза на Гарриет, – как по мне, так лучше пусть тут стадо козлов носится, чем Рэтлиффовы отродья будут возле дома околачиваться да без конца попрошайничать.
– Но Ида…
– Гадкие! Гнусные! – Ида скорчила гримаску, отжала посудное полотенце. – И глазом моргнуть не успеешь, как только и слышно будет: “Дай, дай, дай!” И того им подавай, и сего купи.
– Но это были не Рэтлиффы, Ида. Те дети, которые недавно приходили.
– Попомните мое слово, – смиренно вздохнула Ида Рью, продолжая мыть посуду, – маменька ваша одежки ваши и игрушки направо-налево им раздает, кто ни попросит, всем дает. А потом они и просить не будут. Зайдут и возьмут все, что хочется.
– Ида, это были Одумы. Дети, которые тогда во двор зашли.
– Всё одно. Можно подумать, эти плохое от хорошего отличат. А ну как если б ты росла у Одумов, – Ида помолчала, развернула кухонное полотенце