– Я женюсь на ней! – уверенно сказал Виктор, наконец оторвав взгляд от лунной дорожки.
– Ну, давай, дерзай! Мне она не по плечу, может, тебе повезет! – пробасил Максим. Его заинтересовал графин. Он схватил его за чопорное брюшко и выпил малиновую жидкость прямо из горлышка.
– Старцев, а у тебя не было такого… ты предчувствуешь свое будущее, или… как бы это сказать… все события с тобой уже когда-то случались, и ты знаешь, чем это все закончится?
– Дежавю. У тебя усталость мозгов, выспаться надо, – ответил лениво друг.
– Меня в последнее время сны мучают, будто я закапываю в землю крохотные розовые гробики, а из них слышатся стоны, плач, но не детский, а какой-то старушечий, – лихорадочно говорил Виктор. – Во сне остро понимаю: замешан в гадком преступлении. Огромной лопатой зарываю улики и боюсь – раскроется мое злодеяние! Иногда копаю не сам, а даю команды людям в белых халатах, чтобы те копали глубже, но еще того хуже – чувствую мерзкий запах Зойки, вредной продавщицы рыбного ларька, – шипел он таинственно. – На меня смотрят дети, их я не вижу, но знаю точно: это девочки. Они клюют и царапают мое тело острыми загнутыми когтями.
– А вот теперь дежавю у меня… – задумчиво сказал Максим. В его памяти всплыл странный рассказ: «Она мокла под дождем, пока он писал свои полотна. В коляске орал ребенок».
– Однажды – и это уже не сон – в мамином шкафу я наткнулся на коробку с детскими вещами. Прикинь, они были розовые, девчачьи, точно не мои! Да еще ленты, словно змеи, опутали меня тогда. Помню их скользящее прохладное касание, – рассказывал Виктор, думая, что его внимательно слушают.
– Незнамов, сны, в которых ты зовешь свою мамочку и ищешь выход из туннеля, тебя уже не преследуют? – съязвил Макс.
– Ты о той мрачной картине, что висела у нас в зале? – уточнил Виктор. – Ты тогда еще впялился в нее и замер… Луна в ней светила и притягивала. А может, о том случае, когда мы заблудились в туннеле, или, как его еще называли, в «заброшках»? Если честно, я ничего не помню про тот туннель. Мне стало трудно отличать явь от грез. Вот крутится в голове, что отец упрекает мать, будто она ни разу не навестила могилки. Чьи могилки? Нет, все же это мне привиделось, – говорил Виктор вполне серьезно, не замечая, что товарищ скептически слушает его излияния.
– Не помнишь туннель? А розы? – округлив глаза, притворно возмутился Максим. – Ты их у матери из вазы стащил! Мы договорились цветы возложить солдатам на могилы! А еще ты спер из дома колбасу и конфеты. Конфеты мы слопали, а вот портфель с колбасой ты потерял. Эх, сейчас бы я съел кусочек! – сказал он, сглотнув слюну. – На Лопатинском кладбище тебе чего-то привиделось, ты испугался, вот портфель и бросил… Мать тебя за него долго пилила.
Грузный Максим быстро встал и уже вполне серьезно спросил:
– Ну хотя бы помнишь, как Шугуровка разлилась?
– Про Шугуровку – смутно, а вот про остальное – убей, не помню! Колбаса, розы, портфель,