* * *
Она рухнула к моим ногам: ни движения. Меня трясло, словно в ознобе, и через глухие удары собственного сердца, стучащего в ушах, как огромный барабан, я не могла расслышать, бьётся ли её. Сидя перед ней на коленях, я не думала уже ни о чём. И когда тело вдруг пронзила страшная боль и наступила темнота, я приняла это как должное.
…Пришла в себя и увидела ее, нависшую надо мной, с безумной улыбкой на лице. Безумной и – безумно красивой! Почему-то громко засмеялась – наверное, была рада, что она жива.
– Очнулась, сука паршивая! Ну, сейчас ты у меня посмеёшься… – её колено больно надавило мне на грудь. Верёвка, которую она держала в руках, не оставляла сомнений в том, как именно она хочет её применить.
Я не пыталась сопротивляться. Поразительное равнодушие охватило меня, и я не издала ни звука даже тогда, когда грязная грубая плеть оставила ярко-красный отпечаток на моей щеке. Она в растерянности остановилась. Несколько секунд смотрела на меня недоумённо. Ничего не происходило. Через вечность я почувствовала на горячем лице её влажную руку – она провела ею очень нежно и даже робко. Потом отбросила орудие пытки в сторону, легла рядом со мной и так же нежно и робко меня поцеловала. Я обняла её. В этот момент я любила её больше жизни. Она заговорила первой.
– Здесь был мужик один. Ну, знаешь… Возвращалась с дачи вчера, в компании, все пьяные, отошла три шага в сторону, в кусты… Села, а самой тоже так пьяно, что… И тут – он. Я аж толком ничего не поняла. Какую-то петлю мне на шею накинул, на руки и поволок по земле. Притащил меня сюда, и… в общем, жутко было, особенно сначала, потом как-то тупо: я только думала: хоть бы только не убил!.. Не убил… Когда уходил, сказал: завтра вернусь, продолжим. Но не пришёл, слава богу. И тут – ты!.. Мать, наверное, дома с ума сходит.
– Прости меня, я даже не представляю, что на меня нашло. Когда тебя увидела, хотела просто развязать, отпустить. А ты такая… красивая… У меня в голове что-то щёлкнуло как будто, как будто это не я стала, а кто-то другой. Слушай, надо уходить отсюда скорее. Вот, возьми мою рубашку, я в майке пойду. Ты где живёшь?
Совсем близко хрустнула ветка. Мы обе вздрогнули и замерли.
– Показалось. Или зверёк какой-нибудь лесной, – улыбнулась она спустя минуту распухшими губами и сильнее прижалась ко мне.
Мне захотелось зацеловать её с ног до головы, стать для неё самой близкой, самой любимой. Я уткнулась в её горячую шею и тихо заплакала. Она ничего не говорила, просто молча гладила меня по голове. Было тихо, темно и невероятно хорошо…
Когда раздался чудовищный шорох шагов сквозь заросли папоротника и молодых клёнов, мы уже знали, кто это идёт и зачем. А когда ещё через секунду перед нами встал чёрный мужской силуэт, высокий