– Хижняк Арнольд Никитич.
– После эвакуации ваших родственников из города были еще встречи, кроме тех, о которых вы уже рассказали? Учтите, Гольфштейн, честное признание облегчит вашу вину!
Женщина пошевелила губами, потом с усилием подняла голову и снова попросила воды. Пила жадно, проливая воду на кофточку. Промокнула губы рукавом и заговорила быстро, взволнованно.
– Я понимаю, для меня все кончено! Еще девчонкой, в восьмом классе, я по поручению матери знакомилась с красноармейцами, командирами и узнавала от них многое. Я и замуж вышла по выбору матери за военного. И прямо скажу, была горда беззаветной службой своей родине – Германии. А когда мать умерла, я осталась совсем одна! Страх заставил думать. Нет, не о том, что поступаю неправильно, я боялась быть схваченной, умереть. Особенно когда Хижняк послал меня ползать в грязи с ракетницей. Это был ужас! Я хочу жить! Расскажу все, что знаю. Хотя и понимаю, что оказалась мразью…
– Остановитесь! Вы отвлеклись, Гольфштейн, и не ответили на вопрос.
– Хижняк, кроме денег, оставил мне посылку для другого человека.
Гобовда постучал по столу карандашом и тихо попросил:
– Успокойтесь. Сосредоточьтесь, Рассказывайте не торопясь, подробно.
– В тайнике, где вы нашли шифроблокноты, радиодетали и оружие, совсем недавно лежал ящичек, зашитый в парусину, с сургучными печатями. Очень похожий на посылку. Хижняк сказал, что за ним придет мужчина и представится: «Я Тринадцатый!» Мужчина не пришел, а позвонил по телефону. Мы встретились во дворе кинотеатра «Центральный» после последнего сеанса, и я передала ему посылку.
– Опишите его, – подсказал Гобовда. – Было темно… Выше среднего роста, плотный, голос грубоватый, в фуражке, в солдатском бушлате.
– О чем говорили?
– Ни о чем. Он только поблагодарил. Хотя нет. Подождите… Он спросил: «А усилитель здесь?» Я не знала содержимое посылки. Вот все! – Гольфштейн начала выдергивать ниточки из рукава и накручивать их на пальцы. Выдернув несколько ниток, подняла глаза, – Он был в солдатском бушлате без знаков различия. Когда прятал посылку под бушлат, на петлице мундира я увидела авиационную эмблему.
– Не ошибаетесь?
– Я хорошо знаю знаки различия. В это время он вышел из тени, а была луна.
– Тогда вы видели и лицо.
– Козырек… Большой, квадратный, закрывал… Лицо широкое.
– У вас начинает прорезаться память, Гольфштейн, это хорошо.
– Я устала.
Гобовда открыл тощую папку, вынул из нее бумажку, поднес к глазам женщины:
– Вот этот адрес найден в вашей квартире. «Петровский район, лесхоз 10, Корень». Кто такой Корень?
Ракетчица откинулась на спинку стула и прикрыла веки. Вяло и безразлично ответила:
– Не знаю. Такого не помню. Еще до войны мы всей семьей ездили в лесхоз отдыхать. Там заповедник, красивые