– Сэр, разрешите доложить. Там милях в полутора, кажется, кто-то живой в море.
– Хорошо, давайте посмотрим, – кивнул капитан и вскинул бинокль. Потом опустил и тяжело посмотрел на меня. Так, что я срочно пожелал, чтобы палуба разверзлась у меня под ногами.
– Это тюлень, Рудольф, черт побери. В следующий раз вы про рыбу решите мне доложить? Вы же не чувствительная барышня, в конце концов, чтобы тыкать пальцем и восторженно визжать «ах, какой хорошенький» в надежде привлечь к себе мое внимание. Если вам до такой степени нечем заняться, идите учитесь – разберитесь, в том числе, о чем положено докладывать вахтенному офицеру. Господи, мой – мой! – собственный штурман тюленя в море боится.
– Слушаюсь, сэр… Извините, сэр… Разрешите идти, сэр? – на моей памяти это была одна из самых эмоциональных речей капитана, и я здорово струхнул.
– Идите, – буркнул капитан.
Я ретировался с невежливой поспешностью и с горя пошел спать.
С утра тюлень оказался на месте – на том же расстоянии от корабля, разве что чуть ближе. Вот ведь делать нечего животному, купается в открытом океане целыми днями. Или это уже другой? Мне, правда, тоже делать было особо нечего – шли мы одним галсом, под идеально настроенными капитаном парусами, море было спокойным и удивительно пустым, ни одного судна на пять миль в окружности. Так что со скуки я задумался о тюленьих повадках. Вспомнил, правда, только массовую истерию по поводу забоя бельков. Ну и еще мне упорно казалось, что тюлени – животные вообще-то сухопутные, и так далеко и надолго в море не заплывают, но вот же оно, живое подтверждение в полутора милях плещется.
Вахта тянулась уныло. До Рейкъявика оставалось еще дня три, если ветер не переменится, шли мы узлов шесть, как обычно, под одними парусами, не тратя горючку. День был серенький, матросы частью расползлись по палубе, частью завалились спать, а я скучал, сидя рядом с рулевым и поминутно смотря на Garmin – не то чтобы в этом была нужда, но хоть какое-то развлечение. Рулевой был хорош – «Гончая» не отклонялась с курса ни на градус. Ветер тоже был до отвращения ровным, без порывов. Шесть узлов и все тут.
Стоп. Шесть узлов. И тюлень уже не меньше десяти часов держит такую скорость и даже умудряется потихоньку приближаться? Что это за тварь, черт побери? И почему он мне так в душу запал? Я снова засомневался – а вдруг и это для тюленей нормально? И спросить не у кого. Так я мучился скукой и неизвестностью еще два часа, когда меня пришла менять Джо.
– Ты что-нибудь про тюленей знаешь?
– Ты имеешь в виду красивых американских мальчиков в беретах? – уточнила она.
– Нет, мокрых и бесформенных зверей.
– Тогда ничего. Но попробуй спросить у Бьорна, у них в Норвегии