Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Судоходство в пролёт
О литературных настроениях
Захожу я сегодня, в Лето Господне 2006, в самый, как заявлено, богатый книжный супермаркет на Невском; захожу и спрашиваю Евгения Шварца – ну, вы же знаете: «Два клена», «Золушка»?
Не имеют понятия.
Ах да, я перепутал, это случилось в магазине «Снарк» (известно ли этим негодяям, кто есть Снарк?)
А на Невском меня живо интересовал Януш Корчак, «Король Матиуш Первый».
У меня была эта книга, одна из любимых, подаренная на десятилетие, но мое семейство минувшим летом беспечно оставило ее в деревне, и он теперь, широкоглазый Матиуш в потрепанном переплете, изучается кем-то через очки подслеповатыми глазками под хруст унавоженных носков внутри валенок.
Магазинная барышня распахнула глаза и разинула маленький ротик-точилку.
– Кор-чак? – переспросила она важно. – Какой жааанр?
Все стало ясно.
Я махнул рукой:
– Классика это, – объяснил я. – Король Матиуш Первый.
– У нас эта книга вряд ли найдется!
Я спросил ее «Почему?» таким тоном, что она окаменела и, можно надеяться, обмочилась. Я вышел и отправился в редакцию издательства беседовать с редакторшей о разнице между литературой и книжным бизнесом.
Мы улыбались друг другу и были чрезвычайно любезны, но оба явственно слышали, как звякнула скрестившаяся сталь и пролетела искра.
Если уподобить литературный текст живописному полотну, то работу над ним можно представить себе так. Вот, к примеру, художник нарисовал, как некий полный человек с очень ласковым и заведомо положительным, ангельским лицом отрывает яйца другому человеку – не то откровенному демону, не то мелкому лавочнику. Неважно, какая в этом идея – нарисовалось, и все. Приходит редактор, взирает на весь этот концептуализм, пронизанный конструктивизмом, и требует дорисовать большого поросенка. То есть добавить печатных знаков – авторских листов. Причем на переднем плане. А сверху изобразить эльфов, резвящихся на драконах, и написать «Лукьяненко», а поперек поросенка кровавыми буквами – «Сорокин». И дать еще экзотический пейзаж с пулеметными вышками и минаретами. Да приписать в уголке, что это только средняя часть будущего триптиха. Она ненадолго вывалилась из подворотной тройки, где еще уже почти существуют приквел и сиквел. И рядом со стаканчиком отирается зачушкаренный гэг.
Серийное преступление задумано и готово свершиться.
…Уже под вечер я забрел в последний магазин, где снова имел несчастье спросить о Януше Корчаке и Короле Матиуше.
– Это вам надо посмотреть в первом отделе…
– Нет, в первом отделе взрослая литература, а у вас – детская…
Недоуменные взгляды, переталкивание локтями.
– Это для какого же возраста?
Мало, оказывается, написать книжку, да еще отправиться в печку вместе со своими юными читателями-слушателями!
Это рукописи не горят – в отличие от писателей.
Теперь, я думаю, уже не в средней школе – зачем? – а на филфаках Корчака можно подавать лаконично: был такой аффтар – фтопку его…
Судоходство в пролёт
Я забегаю в будущее.
Это не 2006.
Это июнь 2007.
Каждый ребенок знает, что питерцы не ходят в музеи. Им кажется, будто они живут в музее, а потому ходить туда незачем.
Я и сам не люблю музеи. Я ничего не понимаю в том, что там выставлено, а объяснения экскурсовода забываю не то что на выходе, а гораздо раньше.
Но всему есть предел. Жить в Питере сорок лет и ни разу не посмотреть на белые ночи под разведенные мосты, или наоборот разведенные мосты под белые ночи – это, конечно, позор. То есть по отдельности я все это видел – и белые ночи, которые мало чем отличаются от непроглядных, потому что спать хочется одинаково; и разведенный мост я тоже наблюдал, и очень даже долго созерцал в нескрываемом раздражении, потому что отчаянно стремился туда, на другую сторону.
А в сочетании не видел ни разу.
Но вот случилось увидеть.
Я даже заранее поискал в сети график разводки и с ним ознакомился. Обещание «судоходства в пролет» решило дело: иду. В мире происходит столько интересного, я ничего об этом не знаю и только выдумываю всякое из головы, чего не бывает.
Мне понравилось.
Никогда прежде я такого не видел.
Ассоциативный ряд, правда, соорудился вполне медицинский, и моя моральная разнузданность перешла границы. Акватория кишела маленькими суденышками: лодочками, катерами, прогулочными судами. Никогда прежде мне не приходилось видеть такого столпотворения. Все они мельтешили в этой влажной среде, напоминая интимную микрофлору – очевидно, болезнетворную. Спринцевание в виде