Казарма. Ночь. Стоящий дневальный Костромин подремывал. В дальнем конце казармы на втором ярусе под одеялом после вечерней экзекуции горько всхлипывал кто-то из молодых солдат. У Ромки Самурского сон беспокойный, он постоянно ворочался. Зудело тело, покусанное вшами. Из каптерки доносились пьяные голоса. Там, за столом, покрытым газетой, на которой горы рыбной чешуи и обглоданных костей, базарили поддатые Тайсон, оба сержанта и «дедок» Филонов. Выспавшись за день, он выпивали и играли в карты.
– Во, телка! Вот с такими сиськами, вот с такими буферами! – осоловелый сержант Васякин широко развел руки. – Ей-богу, братва, не вру!
– Ну, ты, Вовчик, даешь! – покатывался Тайсон, слушая любовные похождения сослуживца. – Ну-ка, плесни пивка.
– Половой гигант! – давился от смеха третий собутыльник.
– Хватит ржать, бери карту!
Костромин находился «в отключке», когда во втором часу ночи из каптерки вывались гурьбой пьяный Антипов и его подручные. Один из сержантов, подкравшись, со всего маха влепил колодой засаленных карт задремавшему дневальному по носу.
– Спишь на посту, солобон, твою мать! Смотри у меня!
Костромин в испуге вытянулся в струнку. И тут же словно тростинка переломился пополам, получив кулаком поддых. На глаза от унижения и боли навернулись слезы.
– Мужики, тихо! Сейчас хохма будет!
Крепко поддатый Васякин, мотаясь из стороны в сторону, направился к спящему Ромке, нога которого желтой пяткой торчала из-под одеяла. Засунул солдату между пальцами несколько спичек и поджег. Ромка от нестерпимой боли с воплем вскочил, больно ударившись головой в железную сетку верхней койки. Казарма проснулась, зашевелилась, закашляла. Осоловевшие сержанты покатывались от смеха.
– Ты, че вопишь, шнурок! По рогам захотел? – угрожающе прошипел Тайсон, с трудом сдерживая смех, и с разворота ударил левой Ромку снизу в челюсть. Самурский от неожиданного удара завалился мешком в проход меж коек.
Один из лежащих «дедов» швырнул лежащему на полу Ромке свою «хэбэшку».
– Эй, Велосипед! Чтобы постирал! Вечером в «увал» пойду! Да, не забудь, новую подшиву!
– Сказано было, отбой! Марш на место! – сержант Васякин больно пнул лежащего на полу «первогодка» в задницу.
– Чего вылупились? Спать ссыкуны! Завтра у меня вешаться будете! – заорал Тайсон, прищуренными глазами свирепо озирая казарму.
На следующий вечер «деды» опять развлекались. Новеньких и «молодых» загнали на койки. Называлось это развлечение «дужки»: солдат, держась руками за спинку кровати и упираясь ногами в другую, повисал в воздухе. Если уставал и опускал ноги, его били ремнями и пряжками. Сбоку от Ромки сопел багровый от натуги «дух» Санька Мартынов, с его приличным весом выдержать такое испытание