– Рядовой Самурский!
– Я!
– На огневой рубеж!
Ромка выбежал на позицию, улегся за невысоким бетонным столбиком, врытым в землю. В конце карьера перед высоким насыпным валом виднелись четыре стоячие черные мишени, а чуть ближе, в стороне от них, на бетонной стенке, испещренной «оспинами», – ряд банок из-под пива, по которым ради забавы одиночными лениво постреливал из своей «пукалки» стоящий в стороне капитан Кашин.
Ромка Самурский с чуть отросшими за полтора месяца службы светлыми волосами был похож на торчащий из-за столбика одуванчик. По команде сержанта он короткими очередями, как в голливудском боевике, сразу уложил все мишени. И уже без приказа, поведя ствол чуть в сторону, шарахнул по ряду банок, которые под пулями разлетелись в разные стороны. У всех от удивления вытянулись лица. Капитан в восхищении громко присвистнул, сдвинув просолившуюся от пота кепку на затылок.
– Ну дает, ковбой!
– Учитесь, горе-стрелки, у своего товарища! – сказал старший сержант Левкин, обращаясь к уже отстрелявшимся неудачникам.
– Как фамилия? – поинтересовался подошедший капитан у Ромки.
– Самурский, товарищ капитан!
– Напомнишь мне о нем, – сказал Кашин, обернувшись к старшему сержанту. – Учиться парня пошлем в учебку. Мировой снайпер из него может получиться.
Со стрельбища возвращались на машине под брезентовым верхом. Усталые, запыленные, но довольные, полные впечатлений.
Вечером все были заняты своими делами: кто подшивал подворотничок, кто углубился в чтение книги, кто перечитывал письма из дома, кто тихо бренчал на гитаре, кто писал письма родным. Ромка Самурский тоже склонился над письмом, описывая во всех подробностях сегодняшние события.
Мать Ромки в волнении дрожащими руками вскрыла очередное письмо от сына, рядом с нетерпением ждали известий от него бабушка и сестренка Таня.
«Здравствуйте, мои дорогие! Получил сразу два ваших письма и одно из Новосибирска от Дениса. Не забывает младшего брата. Все вы за меня переживаете и напрасно. Все у меня хорошо. Первое время было тяжеловато. Недавно ходили на стрельбище. Это 18 км в одну сторону. Отстрелялся на „пятерку“. Вернулись со стрельбища уставшие, грязные, и мне сразу – три письма! Обалдеть можно! Я вас всех очень люблю. Часто о вас вспоминаю. Писать мне часто не надо, а то неудобно перед пацанами. Кому-то вообще ни одного письма до сих пор не было, а у меня уже целая стопка. И выбрасывать жалко, а хранить не больше четырех только можно».
– Слава богу, что ему нравится служба. Вначале всегда нелегко, с непривычки. Ничего, обвыкнется. Он у нас мальчишечка самостоятельный. Есть в кого, – откликнулась, сняв очки, всплакнувшая бабушка и вздохнула.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
«Учебка» не особенно