Эта статуя почему-то оказалась куда более правдоподобной, чем остальные. Может, потому что свет был выставлен безупречно? Сияние прожекторов позволяло рассмотреть мертвую женщину во всем потустороннем, наполняющем душу ужасом великолепии. Американец наблюдал то за ней, то за своей спутницей, желая убедиться, что Настя тоже наслаждается моментом. Поэтому Настя не могла отвернуться или закрыть глаза, приходилось смотреть на покойницу.
Взгляд скользнул сначала по ногам, стоящим на цветочной поляне, по тому самому животу, полному зелени, по груди, идеальной линии плеч, остановился на лице…
И вот тогда Настя закричала.
Этот крик, разрезавший, вспоровший изредка шелестевшую голосами тишину зала, многих заставил вздрогнуть, а американца будто и вовсе откинул в сторону. Настя этого даже не заметила. Ей было все равно, как смотрят на нее остальные, она забыла, кто она и где находится, зачем пришла сюда. Она просто не могла перестать кричать – крик вдруг показался ей единственной тонкой нитью, не позволяющей вечному мраку утащить ее из мира живых…
Американец попытался успокоить ее, отвести в сторону, он что-то говорил, но Настя не обращала на это внимания. Она смотрела только на мягко улыбавшееся ей лицо, лишенное кожи.
Потому что это лицо было ее собственным.
Глава 1
Осень и зима сплетались, сливались, образуя то странное время года, когда сезон угадать невозможно, нужно его просто пережить. С высоко поднятым воротником и низко опущенной головой, потому что ветер бьет прямо в лицо, а с неба обрушиваются потоки то снега, то дождя, то снега, переходящего в дождь. Пару раз случались и ледяные ливни, оставлявшие мир скованным прозрачным твердым коконом, прекрасным на фотографиях и убийственным в реальности. Рассвет скрывался где-то за плотной пеленой облаков, электрическое освещение или не выключалось совсем, или выключалось на час-другой, ну а потом за ярко горящими огнями снова подкрадывался вечер.
Межсезонье. Безвременье.
Обычно Яна Эйлера не слишком заботили все эти переполненные серостью, дождями и туманами дни. Он на них не обращал внимания, не было ни сил, ни желания смотреть в окно и вздыхать о том, что давно уже не было солнышка. Но сейчас от этой полутемной мешанины сырости и слякоти почему-то становилось хуже. Как будто Ян в какой-то момент упустил контроль над своей жизнью, и сложно было понять, что случилось на самом деле, а что ему приснилось.
Телефон Александры неизменно отвечал ему чужим безжизненным голосом, сообщавшим, что абонент временно недоступен. Российский номер, на австралийский Ян и не звонил никогда. Знал, что на этом совершенно незнакомом номере ответ будет – но быстрый, виноватый, скорее раздражающий, чем успокаивающий. Нужно было ждать, а чего ждать – он и сам не знал.
Он даже не считал, сколько дней прошло с тех пор, как