– Померли батя с матушкой. Во сне видал. А догонять не можно. Болезня может перейти. Мы с Бембе помрем, кому малых поднимать, ежели уцелели? Да и всё одно: на нас долг – род продлять. Женят нас, значить, вскорости.
– Хто ж женить, ежели родителя померли?
– Кто из старших живой, тот и женит.
– Да ты ж совсем желторот, не гулял даж… Не знашь, поди, как к девке подойтить…
– Женилка отросла – жениться можно. У нас к девкам не ходят, зараз к жёнке.
– Чудны́е вы… По родителям не убиваетесь, по девкам не ходите… А у меня теперя одно утешенье – жениться могу на ком хошь…
– Мишка, я посплю малька, лады?
– Ды хто ж тебе не даеть! Спи себе.
Баатра била мелкая дрожь – как будто вышел на мороз неодетым, хотя серединный месяц лета года красного водяного дракона палил степь знойным суховеем.
Холера прекратилась в серединном месяце осени так же внезапно, как началась. Как будто русский бог и Бурхан-бакши договорились и поставили небесную защиту от невидимого врага, убивавшего всех без разбору, даже татар-иноверцев.
В станице у Мишки и Гришки потери были невелики, и всё благодаря атаману, который еще с турецкой войны знал, как противостоять холере. А вот родной хотон Бембе и Баатра почти весь вымер. Кто выжил, прибился к другим или осел на хуторах в землянках, какими раньше пользовались только для зимовки. А бесхозный скот, оставшийся в степи, увели, по слухам, ногайцы.
Баатр тем летом больше не пел «Джангр», страшно было. Порой закрадывалась мысль: может, это богатыри наказали его сиротством за то, что потревожил их в неурочное время? Но за что тогда русский бог наказал Мишку? За гульки? Так не он же один, Гришка тоже на гульки отлучался, но его-то бог миловал…
Наступила осень, приближался священный праздник Зул, праздник продления жизни. На эту пору конезаводчики отпускали всех калмыков-табунщиков к семьям. В каждой кибитке хозяйка лепила из теста лодку жизни. Тщательно пересчитав соломинки по числу зим, прожитых каждым домочадцем, обмотав ниткой и пропитав маслом, втыкала в тесто пучки: сколько людей – столько пучков. Вечером 25-го дня месяца коровы вся семья собиралась вместе. Кланялись зажженной лампадке, смотрели на огоньки фитильков, боясь пошевелиться, чтобы не погасить ненароком огонь чьей-то жизни. И в прошлый раз все фитильки догорели до конца – Баатр это помнит. Но бурханы все равно решили забрать на небо и родителей, и младших детей, и двух братьев отца с семьями. И кто же теперь будет делать для них лодку жизни, когда они с Бембе оба неженатые? Ехать теперь им на праздник в материнский хотон в надежде, что дядья выжили…
До зимовки материнского хотона добирались целый день. Вдохнувшая осенней прохлады степь снова воспряла и в тот год была зеленее, чем обычно. Но поредели табуны, на водопоях не гуртовался скот, да и кибиток