– Хорошо, – ответила Эмма, поглядев на отца внимательно, может быть, понимая, его обеспокоенность, но уж точно чувствуя его любовь.
Однако, её потребность во впечатлениях, новизне и желании знакомиться с окружающим миром, заставляла её крутиться вокруг своей оси, стрелять глазами в разные стороны, ловить каждую деталь, впитывать всё до последней капли. Пока дочь поглотила новая атмосфера, она пробовала, казалось, сам воздух на вкус и аромат, Калеб Хауард принял чемодан, обменялся несколькими словами с водителем, вытащив из портмоне пару купюр, отдал их молодому человеку. Они пожали друг другу руки.
Такси оставило их на площади перед железнодорожной станцией Юстон.
– Идём, Эмма! – Калеб свободной рукой сжал ручку Эммы, и двинулся вместе с нею ко входу в здание вокзала, который представлялся ему порталом в иной мир.
***
С каждым шагом для маленькой Эммы вокзал всё больше представлялся мощным распластавшимся на солнцепёке зверем, который ленился пошевелиться. Громада его возвышалась над девочкой и бросала прохладную тень на всё, что было к ней близко. Изо всех сил стараясь не отставать от отца, в руке которого был зажат её кулачок, Эм проворно и озорно успевала окинуть взглядом то место, где оказалась в первый раз.
Но всё же она мало что успела увидеть, пропустить, как обычно запоминая, сквозь себя, и впоследствии не единожды с сожалением думала о том, что так немного смогла сберечь в памяти.
Постепенно устав сопротивляться нежданно ожившей, неуправляемой стихии – потоку почти несших малышку за собой или то и дело натыкающихся на неё людей, она сильнее, второй рукой ухватилась за руку отца и так следовала до самой платформы, где ожидало её настоящее, хоть, пожалуй, пугающее чудо.
Поезд… Темно-синий и очень длинный, теряющийся за поворотом и, быть может, там ещё продолжающийся. Он стоял у первой платформы, и скоро должен был отвезти Эмму в обещанное странствие. Расползались под ногами, окаймляли всё вокруг, ложились на каменные плиты у подножия площадки, где стоял невообразимо красивый, блестящий состав, клубы извергаемого им дыма, и Эмма Хауард почти тонула в них.
На платформе гулко шумела толпа, и ей вторил своим шипением блестящий змей, называемый составом. Во все глаза Эмма смотрела, как в окнах купе мелькают люди, передвигаются неверно, как шахматные фигуры на доске, фигуры, разучившиеся играть по своим же правилам.
– Наш вагон следующий, Эм! – гладя на дочь сверху вниз, оповестил девочку Калеб. И улыбнулся, когда почувствовал, что она с прежним, но стократ усиленным воодушевлением почти тащит его вперёд. – Тише, дорогая! Твой папа уже староват для бега!
– Глупости! – в своём упоении происходящим