Такие ливни хлынули на снег,
Что не поверишь белизне под шепот
и ход воды, как будто тонкий ропот,
Весенней стружки шелесты из мглы —
Скворечниковый гомон и возня,
и молодость… О как же мы могли…
Ведь там была надежда и стезя…
Остался голый бунт из-под земли.
В ее пластах бессмертен ход воды.
Но давний свет каморковой слюды.
Как чья-то святость, врезался в сознанье,
и снег во льду зашелся в полыханье.
«Я не смогу не думать о тебе…»
Я не смогу не думать о тебе
О двух планетах твоего пространства,
О двух мирах, пришедших не извне,
а изнутри меня, как постоянство.
Нас будет ветер ливнями терзать
и отдирать от плоскости, как свитки
любовных писем. Шелковые нитки
дождей привяжут и оставят звать
друг друга птицами. И будет день,
как тяжкий вздох. Отвинтит ветер в переулке,
прикрутит лампы и отбросит тень
на шубы снежные, как линии шкатулки
по снегу, и трапеции сгорят,
как память мачты с корабля из детства,
как хмурое и горькое наследство
терять, когда весь мир борьбой объят.
«Снежные пирожные в ветвях…»
Снежные пирожные в ветвях
Наполняют тихим ожиданьем,
Набивают и в душе бутон в цветах,
Заменяя вздохи и страданья.
В солнечные крыши во снегах
Смотришь, как на горные вершины
с домиками гномов. Минул страх —
Восполненье радостью решило
Время навсегда перевернуть,
В солнечный окрасив расстоянье,
И цветами застилая муть,
Открывает взору изваянье.
Я иду по радуге, и снег
Примет в свои пышные подушки,
если искры, излучая свет,
Зазвенят, как внука погремушки,
Смех послышится, сверкнет, как свет,
Озарит ликующую душу.
Свет – как сердцу радости ответ, —
Можешь ты его со мной послушать,
Умиротвориться и понять, как текут
вневременные реки.
Их теченье, словно высший труд,
Близкий сердцу, как цветы и снеги.
«Священная роща непризнанных идолов Лиры…»
Священная роща непризнанных идолов Лиры
В немом умиранье, в кислотных слезах утопая,
Прощальные плачи высвистывает зло и сиро —
Смиренная роща поэтов, что стоя, сгорали,
В посуточном хламе не выбрав, как бусинки, время
От грешной земли в поэтических снах оторваться
И плавно витать ароматом весенних акаций,
Пленять нежным словом, далёким от инсинуаций…
Какая тоска погибать одинокой богиней,
Расскажут Сократ и Овидий, и даже Гораций…
Листая, стирает нас время, – сливовый ты иней, —
Под