– Да, сэр.
«Да, сэр. Нет, сэр». Говорю как ребенок. Только теперь к южным манерам добавился флоридский акцент.
– Жаль, что с твоей мамой такое, – замечает он. – Только я подумал, что возраст нас не догонит.
– Ну уж вас-то не догнал.
– А я его отпугиваю, каждый день в спортзал хожу! – Капитан шлет мне свою обаятельную улыбку.
Прихожу в себя и вспоминаю, чему учила меня мать: «Спроси у него, как его дела».
– Эм… а как ваши дети?
– Гм. – Шаппель опускает взгляд. – От Шари новостей особо нет. Уехала в Алабаму. А Стиви… – Он сглатывает. – Стиви погиб… авария… в январе еще… – Капитан останавливается и сжимает губы.
Зараза, ну конечно, я об этом слышала – лобовое столкновение, Стиви только что вышел из реабилитационного центра, его машина летела по встречке.
– О нет. Мне так жаль.
Шаппель делает вдох, пытается совладать с собой.
– Остался я один в доме, – говорит он глухо. – После работы тягаю железо, чтобы не раскисать, а потом дотемна вожусь во дворе. – Его лицо чуть светлеет. – Не хочешь посмотреть мой сад? Твоя мама всегда растения любила. И ты помнишь, где я живу.
– Да, сэр, помню. – Ну вот опять. Малышка Лони отвечает взрослому дяде. Во Флориде со мной вечно так.
– Тогда заглядывай, слышишь? Лучше всего в понедельник. Понедельник у меня теперь выходной – гибкий график, знаешь ли. – Он указывает на меня пальцем. – Так когда ты придешь?
– Эм… в понедельник?
– Молодец.
Мы подходим к аптеке, и он смотрит на часы.
– Ладно, расстанемся здесь, пойду навещу твою маму. Если я уйду от нее до того, как ты вернешься, увидимся в понедельник, хорошо? – Шаппель уходит, а я покачиваюсь, точно лодка в оставленном на воде следе.
Открываю стеклянную дверь аптеки с выцветшей наклейкой – пингвин в окружении сосулек. «Здесь ХОЛОДНО», – гласит она, напоминая о временах, когда кондиционеры были редким чудом. Я покупаю маме ватные палочки, расплачиваюсь и ухожу. Снова стою под неумолимым солнечным светом, сжимая упаковку так сильно, что пластик прогибается. Ненавижу возвращаться домой. Каким бы коротким ни был визит, это место всегда напоминает мне об отце.
Главная улица пуста, слишком жарко. Я прохожу мимо агентства недвижимости Элберта Перкинса с закрытыми вертикальными жалюзи. Затем мимо магазина платьев Велмы, где на зеркальном стекле висит потрескавшийся желтый целлофан, окрашивая черно-белое выпускное платье без бретелек на манекене в оттенки сепии, точно снимок из старой газеты.
«И как я сам не понял, – сказал молодой капитан Шаппель моей матери той непривычно холодной ночью, когда мне было двенадцать. – Он дома не вел себя странно? Может, хандрил из-за чего? А то по всем карманам были свинцовые грузила…»
Отворачиваюсь от магазина Велмы.
На другой стороне улицы возвышаются фальшивые колонны ратуши в стиле Георгианской эпохи – попытка изобразить