Потом к остановке подъехал элегантный микроавтобус, восемьдесят восьмой маршрут, соединяющий аэропорт со Старым городом. Они на этом маршруте все такие маленькие, чтобы по узким улицам свободно проезжать. Рута очень любила восемьдесят восьмой, но ездила на нем всего пару раз, как-то так всегда получалось, что ей не надо в ту сторону, куда он едет, не кататься же просто так.
И сейчас она не стала садиться в маленький автобус – куда я поеду, зачем? Просто стояла, смотрела, как он подъезжает, останавливается, открывает переднюю дверь, никто не выходит, пассажиры сидят на местах, глазеют на улицу из-за толстых стекол, как аквариумные рыбы, и там…
Из окна автобуса на Руту смотрело ее собственное улыбающееся лицо, обрамленное ярко-синими перьями всклокоченных волос.
Черт бы тебя побрал, сучка крашеная, – устало подумала Рута. – Явилась – не запылилась, лично поприветствовать. Что ж за день такой нелепый. Что за день.
Что за день, – думала Рута. – Что за дурацкий день. Голова как чугунная, и сердце не на месте, и мысли какие-то дурацкие в голову лезут, и это гадское чувство, как будто вот-вот случится что-то непоправимое, но с чего бы вдруг? С какой стати чему-то случаться вот прямо сейчас, когда жизнь так ослепительно хороша, как бывает только в начале апреля, за две недели до Пасхи; впрочем, она и после очень даже ничего.
Оставить панику, – думала Рута, – это не настоящее предчувствие, а обычный скачок давления, сахара в крови или еще чего-нибудь, что там может скакать в этом дурацком бескрылом перегонном кубе на двух ногах. По крайней мере, все мои точно в порядке. Маму я только вчера вечером видела, жива-здорова, заканчивает очередной дурацкий балахон, счастлива, как ребенок, каковым, строго говоря, и является, какая разница, кому сколько лет. И студенты мои молодцы, в смысле, не такие кошмарные дуболомы, как мне казалось в начале учебного года; ай, ладно, мне уже четырнадцать лет одно и то же в сентябре кажется, а потом вырастают такие хорошие дети, жалко отпускать. И Мишка ходит довольный, как всегда после открытия выставки, а в пятницу Томка каких-то важных кураторов туда приведет… может, это я из-за них волнуюсь, что окажутся надутыми дураками? Ну ладно, предположим, окажутся, тоже мне, великое горе, что с того?
Автобус остановился у сквера Реформату; можно было бы выйти сейчас, но от следующей остановки до дома, пожалуй, все-таки ближе, сейчас это было довольно важно, новенькие ботинки весь день вели себя более чем пристойно, но под конец оказалось, что левый все-таки немного натер, поэтому, собственно, и села в автобус, обычно по центру в любую погоду ходила пешком.
На остановке было пусто, ни одного человека, что вообще-то довольно странно, ранний вечер, все едут с работы, а вот поди ж ты, – думала Рута, – вообще никого. Такой уж дурацкий сегодня день.
Улица Руднинку (Rūdninkų g.)
Ловец снов
Ромина сидит на подоконнике и