– Зачем ты его убил, Палек? Он пришёл к нам. Зверь пришёл к огню, это был знак, – ответил Решма голосом гортанным и гулким, пронизывающим до дрожи.
Он произносил лютицкие слова на алеманнский лад, резко, проглатывая шипящие звуки, хотя на алеманна не был похож. Был он высокий, жилистый, резкий в движениях, без бороды и усов, стриженный коротко, по-ромейски, с широко посаженными круглыми глазами, которые, казалось, целиком состояли из зелёных зрачков. Длинный горбатый нос его начинался между бровями, высокий лоб весь в буграх и венах, приплюснутые уши без мочки и обычно завёрнутого края плотно прижимались к черепу. Неприятно поражал на лице маленький рот – щель. Под ним массивный, неподвижный подбородок. На фоне костра резко обозначились его чрезмерно длинные руки с узкими ладонями, покатые плечи и мощные ноги.
– Зверь есть зверь, – пробормотал Палек, вытирая нож ладонью. – Правда, Ждых?
– Не знаю, – ответил второй лютич, придерживая правую руку, обёрнутую сухим листом лопуха и тряпкой. – Глаза были как у человека у этого волка. Оборотень, наверное. А может, он из тех, кто не съедает, а выкармливает человеческого детёныша, когда того бросают в лесу в голодный год.
Ждых и Палек склонились над волком, обсуждая пригодность его шкуры для одежды, его зубов для ожерелья и мяса для еды, а Решма обошёл костёр и остановился рядом с кучкой хвороста.
Тут мешком лежало тело, связанное по рукам и ногам, с кляпом во рту, трусливо моргающее маленькими глазками.
– Не спится? – с издёвкой спросил Решма, легонько пнув тело ногой. Затем он вытащил и брезгливо выбросил кляп – обслюнявленный комок сосновой коры. – Что заворочался, ручонки затекли? Говорить будешь?
– Отпусти, чужеземец, все скажу. Отпусти, – отозвалось тело по-фризски.
– Хорошо. Хочешь рыбной похлёбки с пшеном? – Решма сказал это как хозяин корчмы, расхваливающий свои харчи. – Только говори правду. Я ведь не враг тебе. Я отпущу тебя, клянусь всеми богами. Эй, Палек, Ждых, тащите его к огню и развяжите руки. Только руки.
Лютича приволокли к костру, развязали, зло ругая свои же замысловатые узлы, усадили рядом с трупом волка, всучили в трясущиеся пальцы деревянную лоханку с дымящимся варевом.
Решма сел рядом, скрестив ноги, и огляделся. Его окружали молодой ельник вперемешку со старыми сухими ивами, туман, дым, зарево близких становищ, холодная земля, покрытая клочками прошлогодней травы и жёлтой хвоей, чёрная река и чёрное небо без звёзд. Он брезгливо посмотрел на почтительно затихших неподалеку лютичей, затем на фриза, воняющего собственными испражнениями и ловящего пальцами куски сала в лохани.
– Ну! – Решма вынул из складок шёлкового балахона маленькую, квадратную монету с отверстием посредине и взвесил на ладони. – Это золотая монета Срединного царства. Откуда ты её взял?
– Я никогда не видел таких, – глотая похлёбку через край и давясь, поспешил ответить фриз.
– Один кожевенник