была приглашена знакомая семья, иногда бывавшая у них в гостях. И их сын, высокий юноша, загорелый и белозубый, который всегда так живо поддерживал разговор и был так мил и вежлив. Дис Нелис. Его-то Тайлин и увела на балкончик через несколько часов от начала приема, под предлогом, что у нее ужасно закружилась голова от всего этого шума, танцев и количества людей. До этого она несколько раз невзначай коснулась руки Диса и получила одно касание и один долгий взгляд в ответ. Но оказалось, что Дис Нелис был совершенно не готов к тому, что его лицо вдруг обхватят руками. И что потом его поцелуют. А Тайлин с разочарованием обнаружила, что мокрые вялые губы не имеют ничего общего с теми сценками, которые так живо описывали авторы романов. Ну а две престарелые диа, как раз решившие приобщиться к свежему воздуху и созерцанию звезд были шокированы, возмущены и «потеряли дар речи», как они потом выговаривали матери и отчиму Тайлин. Дис Нелис, пробормотав что-то невнятное, покинул балкон, Тайлин под вспотевшие от волнения руки вывели в зал и отконвоировали к родным, поджав губы и приговаривая, что только из уважения к трису Боро не стали поднимать шум. Хотя, Тайлин так и не понимала, что такого произошло, чтобы
шуметь. Но самой неприятной была реакция мамы. Милая, добрая, всегда готовая выслушать дочь диа Силити превратилась в незнакомого человека, окаменевшего лицом. Ее тон был холоден и полон горечи. В молчании она ехала до дома, а затем, поднявшись в комнату дочери, прочла ей целую лекцию о том, что еще десять лет назад эта история поставила бы под удар репутацию всей семьи. Что ей стыдно за необдуманное поведение дочери и что это ужасно п
ошло в таком возрасте, без обручения, позволять себе такое. Словно ржавым ножом она ковырялась в душе Тайлин, выпытывая у нее, как ей вообще пришло это в голову. Были ли у нее поцелуи до этого и как далеко она планировала зайти. После разговора у Тайлин осталось ощущение, словно в нее плеснули грязью. Отчим отмалчивался, не решаясь вмешиваться, и лишь Дайс, дождавшись, когда мать выйдет из комнаты, зашел и обнял сестру.
– Если хочешь знать, в моем кругу никто бы тебя не осудил, – утешил он. – У нас в Академии давно уже куда более современные взгляды.
Диа тоже не стала себя осуждать, просто сделала выводы. Была граница откровенности и понимания, переходить которую было нельзя. Потом уже отчим устроил щедрый ужин, за которым Тайлин и мама помирились, потом уже все сгладилось и забылось, и они с диа Силити шутили, шептались и смеялись как прежде. Но невидимая граница, прочерченная Тайлин, так и осталась. И иногда диа казалось, что она не смеет переходить ее даже наедине с самой собой.
…И все-таки получилось почти как в романе. Заросший щетиной мужик в несвежей рубашке, со спутанными волосами и залегшими под глазами тенями не очень-то походил на свой элегантный слепок. Но это был ее жених, трис Эйс, спустившийся с третьего этажа и, судя по переброшенным через руку вещам, идущий в ванную комнату. Увидев Тайлин он остановился и недоуменно нахмурился.
– Я
