– Не знаю… По мне, так это ужасно. Если тебе нравится такая литература, не удивляюсь, что ты там про поцелуй написала…
Слова Дражена, а главное, его тон, ранили меня, но я понимала, что переубедить его не смогу.
– Хорошо, раз ты такой умный, придумай, что написать про то, как они целовались. Надеюсь, ты не будешь отрицать, что целовались они классно!
Дражен на минуту задумался.
– Напиши просто: они целовались как люди, которые любят друг друга. Это и то будет лучше.
– Ага, значит ты признаешь, что он ее любит, – взвилась я.
– Господи, да при чем здесь это?
– Да при том. То ты говоришь, что он развлекается и вообще чуть ли не в подонки его записываешь, а теперь вот попался, любит он ее, оказывается. И вообще, мне давно ясно, что ты меня не любишь.
– Так, а это еще почему?
– Потому! Ты-то меня никогда так не целуешь!
– Типично женская логика, – Дражен бросил блокнот на стол, сошел с катера и направился к ресторану.
Когда он ушел, я с тревогой прислушалась к себе: зачем я с ним заговорила о поцелуях? Неужели я по-настоящему влюблена? Мне это совсем ни к чему. Скоро начнется учеба, последний решающий год, а Дражен… С ним так все непросто.
Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, я взяла книгу Колетт, небрежно брошенную Драженом на стол. Надо же, с каким сарказмом он ее цитировал, а мне «Преграда» нравится. Это была уже не первая книга Колетт, которую я читала, и все лучше понимала: вот тот стиль, вот та манера, которая мне близка. Вскоре я наткнулась на фразу, которая как будто была специально подобрана, чтобы описать мое состояние: «Я чувствую, что разрастающаяся тень любви скоро накроет меня целиком, и я стану еще более жалкой, и мысли мои будут вертеться вокруг таких ничтожных вещей, как: «Любит ли он меня? Предает ли он меня? Пусть небо устремит все его мысли ко мне!”…»
Я очень хорошо запомнила тот день, когда видела моих героев вместе в последний раз. Утро началось удивительным рассветом. Я проснулась раньше обычного, заснуть не смогла и решила пойти искупаться. Когда вышла на берег и посмотрела вокруг, мне показалось, что я оказалась перед увеличенным до гигантских размеров полотном Моне. Наверняка, именно увидев нечто подобное, основоположник импрессионизма написал свою знаменитую картину «Впечатление. Восходящее солнце», давшую название целой эпохе живописи. За озером, из-за гор, почти растворившихся в заливавшем их свете, медленно выплывало огромное рыжее солнце. И по мере того, как оно, явно нехотя, расставалось с землей, небо начинало окрашиваться во все цвета радуги. И вскоре от солнца во все стороны потекли слоистые желтые, сиреневые, голубые и вишневые облака, отражавшиеся чуть