Во-вторых, Октавио хоть и был рад тому, что его возлюбленная, пусть и косвенно, но благодаря его обращению, перебралась жить к эльфам, своим же новым качеством доволен не был. От насилия его воротило, всё время носил собой томик святого писания и совершенно не умел притворяться. И был молодой версией Ферджина. Моложе, занудней, глупее, моральней… И всё-таки являлся союзником. В-третьих, хоть какое-то время он мог бы работать на два лагеря, даже не зная об этом.
– В отличие от вполне лицезримого перед нами Октавио по поводу Аэлдулина у нас нет доказательств. К тому же, где он был все эти годы? Мог бы хоть весточку матери прислать.
Октавио, всё больше ощущал себя не в своей тарелке. Он не был уверен, слушает ли через него их разговоры князь, и быть невольным шпионом категорически не хотелось. Пока не было сказано слишком многое, выпалил:
– А вы уверены, что мы вообще можем обсуждать это всё при мне? Не могу избавиться от чувства, что подвергаю вас опасности одним только своим присутствием.
– Резонно. Но вы наш гость и друг. Я не собираюсь отсылать вам только на основании того, что мой младший братец может сделать из вас марионетку. Вы же уже поклялись, что от него не поступало никаких приказов, кроме тех, о которых вы нам рассказали во время обращения. Да и я уверен, что мы успеем вас, с позволения сказать, обезвредить.
– Я бы предпочёл, чтобы до этого не дошло. Вы позволите? Уже почти полдень. И мне следует вернуться в поместье. Семья будет решать, как поступить с бастардом.
– Разумеется, вы можете идти. А я бы хотел ещё побеседовать с Багхесом.
Когда Октавио и Ластиэль удалились, Багхес присел, обхватив колени руками. Он пожёвывал высохшую травинку и буравил взглядом Селфиса, но молчал, вопреки своему обыкновению. Это настораживало. Эльф не выдержал молчания первым, и, стараясь не выдавать беспокойства, спросил:
– Что тебя беспокоит?
Хорнд коротко мазнул по Селфису взглядом, задумчиво причмокнув. Недоверие начало терзать его уже довольно давно, но он дал слово ещё на заре их дружбы. И признаваться в своих сомнениях было тяжело и горько.
– Души, мой дорогой друг. Души, – Багхес пребывал в тоске и глубоких раздумьях, отвечая на вопрос. Но реакция эльфа его сейчас волновала мало. Ответить хотелось прежде всего себе самому, – Знаешь ли, я к ним всегда был неравнодушен, уж прости за тождесловие… – и замолчал, уйдя в свои мысли:
«Души… Версий, куда душа уходит после смерти столько… Но души уходили и раньше. До того как люди начали строить версии с несколькими уровнями бытия. Я, признаться, мало интересовался посмертием. Меня слишком влекла жизнь. Решил оставить всё как есть – работало же… – хорнд в задумчивости погладил себя по руке и так и остался в полуобнявшей себя позе. – Но мне всё равно было мало. Наблюдать – это одно. А участвовать самому… Чувствовать… Ощущать…» – заметив, как напрягся