Смотреть на Синнамона было невыносимо, однако Уильям, словно заколдованный, продолжал украдкой на него поглядывать.
Черты лица выдавали в юноше полукровку, хотя он был довольно красив. Такие волосы можно получить только от родителя-европейца. Однако эти плотные буйные кудри не имели ничего общего с густой светлой гривой лорда Джона.
Вдруг Синнамон вскочил на ноги и сошел с покрытой трещинами веранды, где они ужинали в сгущавшихся сумерках.
– Куда ты собрался, mon ami?[51] – удивился Маноке.
– Послежу за костром. – Синнамон кивнул в сторону дымящейся ямы под большим дубом. Лежащий сверху холщовый мешок совсем высох и начал обугливаться и чадить; через секунду Уильям тоже уловил запах гари.
Мать Синнамона была наполовину француженкой. Он рассказывал об этом Уильяму во время зимней охоты в Квебеке. Интересно, часто ли у французов встречается курчавость?
Под деревом стояло ведро и большой глиняный кувшин – серый, с выщербленными краями и двумя нанесенными белой краской полосками. Лорд Джон купил его у речного торговца, когда они впервые приехали на «Гору Джосайи». Синнамон налил в ладонь воды и смочил мешок – дым тут же сменился мягким паром. Лишь по периметру натянутого на колышки холста просачивались дымящиеся струйки.
Присев на корточки, индеец сунул несколько небольших охапок хвороста в огонь, над которым сушилась рыба. Затем встал и оглянулся на веранду. В полумраке его лицо казалось почти бледным. Уильям опустил взгляд, кроша в пальцах кусочек оладьи, и почувствовал, что краснеет – будто его застали врасплох за чем-то предосудительным.
А вот глаза… возможно, формой они действительно напоминали папины. Он резко оборвал себя, не в силах даже мысленно произносить слово «папа» в одном контексте… с этим…
Стоило ему подумать о Синнамоне, он каждый раз словно ощущал удар под дых. Сын. Сын лорда Джона. Черт возьми, такое не могло случиться! Однако случилось.
Маноке никогда не лгал. И никому не позволял обвести себя вокруг пальца. Тем более ни за что не причинил бы вреда лорду Джону; Уильям в этом не сомневался. Если Маноке посчитал историю Синнамона правдивой – так оно и было. Вот только здесь точно какая-то ошибка.
Из-за Маноке – хотя Уильям был рад его присутствию – от романтичной идеи одинокого блуждания по плантации наедине с собственными мыслями пришлось отказаться. Ну а Джон Синнамон своим откровением и вовсе поставил крест на возможности обрести здесь душевный покой. Куда бы он ни пошел, ему не скрыться от реальности в лице огромного мускулистого индейца. И от неотвязной мысли: Вот настоящий сын папы. А не я.
Отсутствие кровной связи никогда не волновало ни Джона Грея, ни самого Уильяма. До сей поры.
Тем не менее даже если лорд Джон однажды вступил в связь с индейской женщиной – или, не приведи Господь, завел в Квебеке индейскую любовницу, – это его личное дело. Синнамон говорил, что его мать умерла, когда он был еще младенцем;