Во всех них.
Роджер знал, что в Ридже семьдесят три домохозяйства. Он видел бухгалтерские книги Джейми, в которых тот скрупулезно отмечал убытки и достаток каждой семьи арендаторов, занимавших его землю – и мысли.
– «И теперь так скажи рабу Моему Давиду: так говорит Господь Саваоф: Я взял тебя от стада овец, чтобы ты был вождем народа Моего, Израиля»[83].
Цитата пришла на ум неожиданно, и он произнес ее вслух, не успев подумать.
Джейми глубоко и шумно вздохнул.
– Да, с овцами было бы проще, – сказал он, а затем резко добавил: – В книге Фрэнка Рэндолла говорится, что армии пойдут на юг, хотя это и без него ясно. Я не смогу защитить Клэр, Брианну, детей – всех их, – если война придет в Ридж. – Тесть кивнул в сторону далеких искр. Роджер понял, что под «ними» он имел в виду поселенцев – своих людей.
Не дожидаясь ответа, Джейми поправил корзину и начал спускаться.
Тропа сузилась, и они задевали друг друга плечами. Роджер чуть отстал, следуя на шаг позади тестя. Месяц, тонкий словно щепка, сегодня взошел поздно. Было темно, и морозный воздух щипал кожу.
– Я помогу вам защитить их, – хрипло сказал он Джейми в спину.
– Знаю, – тихо ответил тот.
Повисла короткая пауза, будто от него ждали продолжения, и Роджер произнес в тишину ночи:
– Своим телом. И душой, если потребуется.
Он видел силуэт Джейми: тесть глубоко вздохнул, и на выдохе его плечи расслабились. Теперь они зашагали бодрее. Тропа то и дело пропадала из виду, и они сбивались с пути; кусты царапали босые ноги.
На краю поляны возле дома Джейми остановился, подождал Роджера и положил руку ему на плечо.
– То, что происходит на войне… твои поступки… не проходит бесследно, – тихо сказал он. – Хоть ты и священник, тебя это тоже заденет, помяни мое слово. Мне очень жаль.
Не проходит бесследно. Мне очень жаль. Однако Роджер промолчал и лишь слегка коснулся ладони тестя на своем плече. Затем Джейми убрал руку, и они молча пошли домой.
24
Ночные тревоги
Адсо, лениво растянувшийся на столе, будто меховой шарф, открыл глаза и тихо вопросительно мяукнул в ответ на скрежет.
– Несъедобно, – сказала я ему, стряхивая с ложки последний шарик мази из горечавки.
Большие серовато-зеленые глаза снова сомкнулись в щелочки, однако не закрылись полностью, и кончик хвоста начал подрагивать. Кот на что-то смотрел. Я обернулась и увидела в дверях Джемми, кутающегося в потрепанную отцовскую рубаху из голубого ситца. Она почти доходила внуку до ступней и сползала с худенького плеча, но он не обращал на это внимания, торопясь мне что-то сообщить.
– Бабушка! Фанни приплохело!
– Поплохело, – машинально поправила я, закупоривая банку с мазью, чтобы Адсо не сунул в нее нос. – Что случилось?
– Она свернулась, как мокрица, и стонет от боли в животе. Бабушка, у нее кровь на ночнушке!
– Понятно. – Я