Тишину нарушало лишь фырканье коней и крики ночных зверей, привлеченных огнями лагеря. Полководцы, стоявшие по бокам от государя, видели, что его лицо покраснело, как бывало, когда он сидел у бивака, а глаза горят.
– Македонские мужи! – крикнул царь. – У меня дома, в Пелле, царица родила мне сына. В вашем присутствии я объявляю, что это мой законный наследник, чтобы вы запомнили. Его имя
АЛЕКСАНДРОС!
Командиры приказали салютовать оружием, и пехотинцы взметнули вверх сарисы, огромные двенадцатифутовые боевые копья, конники подняли к небу лес дротов, а кони забили копытами и заржали, кусая удила.
Потом все начали ритмично выкрикивать имя царевича «Александрос! Александрос! Александрос!» и стучать наконечниками копий по щитам, поднимая шум к самым звездам.
Они думали, что и слава Филиппова сына вместе с их голосами и шумом их оружия взметнется к обиталищу богов среди небесных созвездий.
В это время другой македонский военачальник – Парменион – со своим войском стоял лагерем в горах Иллирии неподалеку от озера Лихнитис, чтобы обезопасить также и этот участок македонской границы. Позже говорили, что в тот самый день, когда было объявлено о рождении у Филиппа сына, царь взял город Потидея и получил известие еще о двух победах: Пармениона над иллирийцами и своей квадриги на Олимпийских состязаниях. Прорицатели объявили, что царственный младенец, рожденный в день трех побед, будет непобедим.
На самом деле Парменион разбил иллирийцев в начале лета, вскоре после празднования Олимпийских игр и гонки колесниц, но тем не менее можно сказать, что Александр родился в год чудесных предзнаменований, и оставалось ожидать, что все его последующие деяния будут сродни скорее божественным, нежели человеческим.
Потидейские послы попытались продолжить свои переговоры с того места, на котором остановились, но Филипп кивнул своему начальнику штаба:
– Антипатр прекрасно знает мои соображения на этот счет, говорите с ним.
– Но, государь, – возразил Антипатр, – совершенно необходимо, чтобы царь…
Не дав ему закончить фразу, Филипп накинул плащ и свистом кликнул своего коня. Антипатр последовал за ним:
– Государь, ради этого момента потребовались месяцы осады и жестоких боев, и не можешь же ты…
– Еще как могу! – воскликнул царь, вскочив на коня и пришпорив его.
Покачав головой, Антипатр вернулся было в царский шатер, когда услышал оклик Филиппа.
– Возьми! – крикнул тот, сняв с пальца перстень с печаткой и бросая его своему соратнику. – Пригодится. Заключи для меня договор получше, Антипатр; ведь эта война и впрямь недешево нам обошлась!
Полководец на лету поймал царский перстень и несколько мгновений стоял, глядя, как царь скачет через лагерь и вылетает из северных ворот, а потом крикнул страже:
– За ним, идиоты! Неужели вы оставите его одного? Шевелитесь, гром на вашу голову!
Стража помчалась вслед, когда