Удаганка. Валерий Загора

рыбный промысел уважаю. Рыбу, к примеру, из реки выловил, она вскорости сама и издохла. А в лесу для пропитания зверя убить надобно, значит, жизни лишить, руки кровью испоганить, тягость убиения на душу свою взять. Иной раз и кусок мяса в глотку не лезет, оттого и на охоту редко выхожу, только в случае большой надобности. Бывает, в лес за лозой пойдёшь да зверька живого в капкане встретишь али птицу, в силке трепещущую, завсегда на свободу выпущу. Оттого духи леса на меня и не гневаются шибко, ещё ни разу не обидели, зверем не напугали. Выпущу кого на волю, так обязательно отблагодарят поляной ягод али грибов. В нонешнем годе оленёнка из сети выпутал, сухариком пригостил да по задку шлёпнул и отпустил. Как в обратную пошёл, дык на колоду мёду и набрёл, насилу дотащил.

      Тарелка из-под мяса опустела. Степан поставил на стол деревянную кадушку с мёдом и две алюминиевых кружки. Сыпнув в каждую по горсти пахучих трав, залил кипятком. Комната наполнилась запахом летнего луга в жаркое лето. Тимофей, прикрыв глаза, втянул полной грудью аромат трав. Ему даже показалось, что лёгкое дуновение тёплого летнего ветерка коснулось лица.

      – А ты один живёшь? – поинтересовался Тимофей.

      – Один, – пробасил Степан, насупившись. – Почитай, пятый годок, как жена померла, не разродившись. Поначалу думал, жить не стану, удавлюсь где-нибудь в лесу, перекину верёвку через ветку и уйду к Прасковьюшке. Горевал шибко, уже и верёвку выбрал, покрепче которая, и день определил. Да накануне дня определённого привиделась она мне. Да так сердито пальцем погрозила и молвит, мол, не срок ещё тебе, погодь маленько, не выполнил ты ещё то, что на судьбу твою положено. Сказала это и испарилась, как мало облачко в небе ясном. После её слов призадумался я о предназначении своём, да так мало-помалу в душе печаль и улеглась, утихла. Вот теперь, как она наказывала, живу себе помаленьку да всё жду предназначения своего.