– Не знаю…
– Давай прочитаем.
– Здесь не будет ни приключений, ни подводных лодок, ни чудовищ. Это просто поэзия, Хлоя.
– Поэзия? Что такое поэзия? – Этот невинный вопрос вызвал у меня ласковую улыбку.
– “Неужели не знаешь? Поэзия – это ты”, – произнес я, уносясь мыслями в другое место.
– Я? – Хлоя подняла бровь и с интересом посмотрела на книгу.
Я беспомощно улыбнулся ей, не в силах думать ни о чем, кроме родителей.
– Что с тобой?
– Ничего.
– Ты как-то притих.
– Я устал. День был тяжелый.
– Не только сегодня, вообще. В последнее время ты изменился.
– Все хорошо…
Почему это было так трудно? Наверное, потому, что я знал: стоит высказать свои мысли вслух – и я не смогу больше прятаться от правды. А если я не готов уйти? Мне нравилась моя новая жизнь. Спокойная, вдали от войны и ее ужасов. У меня была гитара, были книги, я гулял по лесу и каждый день проводил с Хлоей. Почему я должен был от всего этого отказаться?
– Можно я что-нибудь прочитаю?
– Конечно. – Я был согласен на все, лишь бы не замечать реальности.
Хлоя откашлялась и начала. Она читала не без труда, но за последние недели добилась больших успехов. Сначала она спотыкалась на некоторых словах, но постепенно почувствовала ритм. И хотя ее чтение было далеко от совершенства, для меня совершенством было каждое слово, слетавшее с ее губ.
…Вот такою же ночью, как эта, ее обнимал я.
Сколько раз я ее целовал под открытым для вечности небом.
Любила она меня; по временам я любил ее тоже.
Да и как не любить было эти большие прямые глаза?
Я могу написать этой ночью стихи бесконечной печали.
Подумать – она не со мной. Ощутить, что ее потерял я.
Слышать эту огромную ночь – без нее она стала огромной.[7]
Каждое слово кинжалом вонзалось мне в сердце. Словно поэт предупреждал меня, что я совершаю ошибку. Я посмотрел на Хлою, как никогда не смотрел раньше. Она подняла на меня свои “большие прямые глаза”, робко улыбнулась и снова опустила взгляд на истрепанные страницы.
Ну и что ж, что любовью не мог я ее удержать?
Этой звездною ночью она не со мною.
Это всё. Чей-то голос поет вдалеке. Вдалеке.
Но душа не смиряется с тем…
– Я ухожу, Хлоя.
Я произнес это вдруг. Будто стоял на бортике бассейна с ледяной водой, зная, что рано или поздно придется прыгнуть. И я прыгнул. От этих слов все внутри разрывалось.
– Сейчас? Хочешь прогуляться?
– Я возвращаюсь в Барселону.
– Что? – Этого она не ожидала. Вероятно, никогда даже не думала о такой возможности, и ее разочарование отозвалось во мне больнее, чем я думал.
– Ты сама так сказала. Я должен идти дальше.
– Но… – Хлоя закрыла книгу и встала. – Почему?
– Я должен найти отца. Должен узнать,