Все отпрянули в стороны, и руки Зимича выпустили.
– Это чего с ним? – шепотом спросил Светай.
– Падучая… – почему-то со страхом ответил ему дружок. И остальные гвардейцы смотрели широко раскрыв глаза, словно нашалившие дети на настоящего людоеда.
– Ну его, ну его! – вскрикнул вдруг один, срывая кокарду с шапки. – Не хочу, не могу! Хватит с меня уже!
Дружок оглянулся, но ничего не сказал, – а парень, сорвавший кокарду, кинулся к выходу, спотыкаясь.
Судороги кончились быстро, но гвардеец не открыл глаз. Розовая пена изо рта плыла на пол, лицо его было бледным и неподвижным, как у мертвеца. Зимич потер разбитую ключицу.
– Чего стоите-то? – Сзади подошла хозяйка. – Несите его домой, он теперь долго не пошевелится. А потом спать будет. У меня муж от падучей помер, и этому недолго осталось.
И как-то так само случилось, что через четверть часа дружок сидел в комнате Зимича, на постели, и глушил вино, которое едва успевала приносить хозяйка.
– Сил моих нет, веришь? Золото карманы жжет. Вином наливаемся с самого утра и пьем до вечера… Да еще этот… напиток храбрости…
– Чего за напиток? – Зимич не пил, сидел за столом и смотрел на площадь Совы, освещенную фонарями. Красиво было.
– Надзирающие с юга привозят. Горечь – аж слезы из глаз. Но помогает: весело от него, кураж, отвага. И все трын-трава… Только наутро вспоминать страшно, что ночью вытворяли, потому с утра пить и начинаем.
– Так может, лучше не вытворять? – Зимич оглянулся и посмотрел дружку в лицо, но тот как раз шумно хлебал вино из кружки. По усам на подбородок бежали блестящие темно-красные струйки, в полутьме вовсе не похожие на вино.
– Не выйдет. У нас приказ: не меньше пяти заблужденцев за один дозор. Иначе сами мы заблужденцы. Бежать некуда. Опять же – золото. Как много у них золота, Зимич! Не иначе Стоящий Свыше научился его из железа делать… Надзирающие мзду не берут! Всегда брали, а теперь не берут. – Дружок вдруг расхохотался и расплескал вино на постель.
Зимич промолчал.
– Все говорят: брось, брось… А как бросишь? Как? У меня сестры и мать. Но это… это не главное, понимаешь? Не главное. И золото не главное.
– А что же тогда?
– Ты знаешь, как прекрасен мир Добра? – Лицо однокашника, все еще искаженное смехом, сморщилось от слез; он промокнул глаза платочком из рукава, разлив при этом остатки вина. – Ты не представляешь… Вот есть у тебя светлая мечта?
– Нету у меня светлой мечты, – проворчал Зимич.
– А у меня теперь есть. Я на все готов, лишь бы после смерти оказаться в мире Добра… Там… солнце светит круглый год. Там все друг друга любят, потому что не надо заботиться о насущном хлебе. Там…
– Да ты сбрендил, парень? Я тебе таких сказок сейчас три десятка на ходу придумаю – пальчики оближешь. Ты что, дитя?
– Тебе