Семиотика мифа об Орфее и Эвридике. Арам Асоян. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: Арам Асоян
Издательство:
Серия:
Жанр произведения: Культурология
Год издания: 2015
isbn: 978-5-9905979-7-6
Скачать книгу
в неожиданном образном воплощении:

      Сердце, слышишь

      Легкий шаг

      За собой?

      Сердце, видишь:

      Кто-то подал знак,

      Тайный знак рукой?

      Ты ли? Ты ли?

      Вьюги плыли,

      Лунный серп застыл.

      Ты ль нисходишь?

      Ты ль уводишь, —

      Ты, кого я полюбил?[47].

      Тема прижизненного сошествия в ад имела особое значение не только для Блока, но и других русских поэтов, А. Ахматовой, О. Мандельштама… при этом мотив сошествия в инфернальное пространство, неразлучный с мыслью о судьбе поэта, как правило, влечет за собой образ падения в пустоту, пропасть, первородную хлябь[48]. Но почему же «Искусство есть Ад»? В случае с младшими символистами Вяч. Иванов, отсылая к А. Блоку, объяснял «ад» внутренним разладом между «пророком» и «художником». Он писал, что в сознании его единоверцев и единомышленников «человек как носитель внутреннего опыта и всяческих познавательных и иных духовных достижений и художник – истолкователь человека – были не разделены или представлялись самим им неразделенными, если же более или менее разделялись, то разделение это переживалось как душевный разлад и какое-то отступничество от вверенной им святыни. «Были пророками, захотели стать поэтами, – с упреком говорит о себе и своих товарищах, – писал Иванов, – Александр Блок…»[49]

      В более широком разговоре на тему «ада» приходится помнить, что художник не мыслим без внимания к недрам человеческого существования и к той бездне, которая открывается в самом человеке: «широк, слишком широк человек, надо бы сузить». Но заглянуть в бездны, «Где тихо веет, – по словам Брюсова, – Дионис»[50], и не погибнуть может только тот, кто верит в преображающую силу искусства, в преодоление хлябей самой силой искусства. Задача поэта аналогична замыслу Орфея: проникнуть в царство Хаоса и вернуться по следу, оставленному Словом. Об этом «Баллада» Вл. Ходасевича, где искусство претворяет и самого стихотворца:

      …И музыка, музыка, музыка

      Вплетается в пенье мое,

      И узкое, узкое, узкое

      Пронзает меня лезвие.

      Я сам над собой вырастаю,

      Над мертвым встаю бытием,

      Стопами в подземное пламя,

      В текучие звезды челом.

      И вижу большими глазами —

      Глазами, быть может, змеи, —

      Как пению дикому внемлют

      Несчастные вещи мои.

      И в плавный вращательный танец

      Вся комната мерно идет,

      И кто-то тяжелую лиру

      Мне в руки сквозь ветер дает.

      И нет штукатурного неба

      И солнца в шестнадцать свечей:

      На гладкие черные скалы

      Стопы опирает – Орфей[51].

      Во втором черновике «Баллады», вызвавшей полемический отклик Г. Иванова – «И пора бы понять, что поэт не Орфей»[52], – предполагалось продолжение. В дополнительной строфе теургическое начало орфической музы, о котором во времена поздней античности писали


<p>47</p>

Блок А. А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 2. С. 255.

<p>48</p>

Топоров В. Н., Цивьян Т. В. Нервалианский слой у Ахматовой и Мандельштама: Об одном подтексте акмеизма. – Ново-Басманная, 19. М., 1990. С. 434–436.

<p>49</p>

Иванов Вяч. Родное и вселенское. М., 1994. С. 206.

<p>50</p>

Брюсов Вал. Собр. соч.: В 7 т. Т. 3. С. 280.

<p>51</p>

Ходасевич Вл. Стихотворения. Л.: Искусство, 1989. С. 152–153. Об орфических мотивах у Ходасевича см.: Gobler Frank. Vladislav F. Chodasevic: Dualitch u. Distanz als Grundzuge seiner Lyric. München, 1988. P. 109–113.

<p>52</p>

Иванов Г. Собр. соч.: В 3 т. Т. 2. М., 1994. С. 493.