А теперь вот их половинки ушли на тот свет, дети разъехались и остались в забытой людьми и Богом деревушке только три человека: она, Валюха да Фёдька.
Петровна, облокотившись о край стола, тоже вспоминает то время, когда они были молоды и дружили семьями. Сына вспоминает. Мужа.
Хорошо, что Таньку в город не увезли, хорошо, что Федька тоже здесь остался, размышляла Петровна, проводив друзей.
Да и что им в городе делать, если для него они – обыкновенные старики? Кто их там молодыми-то знавал? Как нас отделить друг от дружки, ведь мы же за семьдесят лет почти срослись? И потом, если дети да внуки сами к ним летом наведываются, тогда за каким лешим Таньке и Федьке куда-то уезжать? Им и здесь хорошо.
Электричество есть? Есть. Сотовая связь – тоже. А телевизор столько каналов показывает, что и дня не хватит, все перещёлкать. Даже интернет работает лучше, чем в соседнем селе. Федька ноутбук купил, сказал, что будет на сайте знакомств женихов своим «девкам» подыскивать…
Вспомнив про ноутбук, Петровна улыбнулась, но тут же сдвинула брови, увидев на столе забытый Фёдором свежеиспечённый хлеб.
«Вот пень старый, голова, как дуршлаг. Ладно, завтра занесу, когда пойдём с Танькой к нему в лото играть. Заодно наказ дам дрожжей купить, а то всё из памяти вылетает. С хлебом-то в руках про дрожжи, поди, не забуду…»
Ты уж прости…
Она сняла со сковородки последний блинчик, сложила треугольником и накрыла им стакан с киселём. Стакан поставила в центр стола. Так она делает каждое утро тридцать первого июля. Сегодняшнее не было исключением, просто оно по счёту стало уже шестнадцатым. Сегодня её Ильичу исполнился бы шестьдесят один год. Не исполнится. Ильич навсегда останется сорокапятилетним. Он умер в марте пятнадцать лет назад.
В марте она делает то же самое, только в центр стола ставит два одинаково накрытых блинчиками стакана с киселём. Второй – это поминовение её прошлой жизни, вторым она поминает себя, прежнюю. Всё правильно, потому что после похорон возвратилась в опустевший дом с такой же опустевшей душой и остывшим сердцем. В ней постоянно звучит какой-то голос. Это её голос, подсознательный… обреченный:
Я прежних песен больше не спою,
Как дождь в песок, мои уходят силы.
Осталась я на зыбком на краю
Для мужа свежевырытой могилы…
Только вот оставаться на том зыбком краю она не имела права, как не имела права и силы свои бездумно расходовать: на её руках оставался одиннадцатилетний сын, у которого кроме матери и старшей сестры никого не было. Но дочь-студентка была далеко, ей и своих проблем хватало, так что горе страшной потери переживали порознь: дочь – в большом городе, они – в глухой деревеньке.
Говорят, время лечит. Нет, время только притупляет боль, примиряет с утратой. Она тоже примирилась.
Дочь