– Скоро тебе на работу? – заглядывала матери в глаза Марина.
– Неделя ещё.
– У-у, так мало!
– Да, ещё бы отдохнуть.
– Мама у нас торгашка, – объяснила Марина. – На рынке стоит.
Ольга обиделась на её слова.
– Думаешь, из тебя что-то путное получится?
– Получится, – говорила обмазанная вареньем Марина. – Я балериной стану.
– Кому ты на хер нужна?!
– Я объявление видела. Набирают девочек в кружок балерин.
– Туда совсем маленьких девочек берут, а не таких кобыл, как ты.
– Не, меня возьмут.
Коля ел молча.
– Вот Коле бы ещё на работу устроиться, – сказала Ольга, наливая ему чай.
– Да, деньги бы зарабатывал, – согласилась Марина. – Мне бы подарки покупал.
– Какие тебе подарки, дура! – продолжала злиться на неё мать. – Жить не на что, а ты подарки.
– Не, Коля обязательно мне подарок купит, – сказала Марина. – Он меня любит.
Коля допил чай, поставил чашку в раковину и, секунду подумав, решил её помыть.
– Оставь, оставь, – махнула рукой Ольга. – Я сама.
Он оставил.
В зале, оставшись один, Коля пристально и с неким подозрением оглядел комнату. Квартира не казалась гостеприимной. Лёгкая, но весьма жгучая грусть опустилась вдруг на плечи. Старая Сука тоже усугубляла ситуацию – стояла у окна и, покачивая головой, нехорошо посматривала на него, словно говоря: «Не приживёшься ты здесь…»
Девушки заканчивали завтрак.
– Я пройдусь, – сказал им Коля, надевая в прихожей ботинки.
– Ты на улицу? – спросила Ольга.
– Да.
– Ну ладно, прогуляйся. Подожди, подожди! – поглядела она на его обувь. – Не надевай эти. Я найду тебе что-нибудь.
Она забрала у него ботинки, дырявое месиво кожи вперемежку с засохшей грязью и, распахнув темнушку в коридоре, принялась искать в куче барахла приличную обувь.
– Вот смотри, – достала Ольга две пары обуви. – Сандалии хорошие, крепкие ещё. Или вот кеды одевай мои.
– Кеды одену, – выбрал Коля.
– А сандалии что?
– Не, – сморщился он.
– Летом очень хорошо. Ноги дышат, не жарко.
– Кеды.
Кеды пришлись впору.
Владивосток наслаждался летом. Температура воздуха составляла не менее двадцати пяти градусов. Люди выглядели вполне дружелюбно и совсем не косились на Колю, как это обычно бывало раньше. Его это взбодрило.
Он выбрался из района серых пятиэтажек на ближайший проспект. Проспект шумел автомобилями, движение было плотным, и этот шум почему-то заставил его улыбнуться. С каждой секундой ему нравилось здесь всё больше: и машины, и люди, которых он всегда предпочитал сторониться, не являлись сейчас угрозой для него, он был одним из них – такой же серый, неприметный.
– Не подскажите, сколько время? – решился он вдруг на отчаянный