Чувствовалась действительная горячая любовь, приобретенная трудом и самоотвержением.
В своем общественном и политическом миросозерцании Караваев был восьмидесятником, представителем того течения, которое развивалось под влиянием «Отечественных записок» и «Русского богатства», но в момент революции и первых дум он стоял скорее на правом фланге этого течения. Он не был сторонником бойкота в первую Думу и, следовательно, должен был оказаться горячим сторонником Трудовой группы. После разгона 1‐й Думы он написал брошюру «Партии и крестьянство в (первой) Государственной думе»230, в которой выступил ее апологетом; в Екатеринославской губернии он был одним из ее организаторов; как ее член был избран во 2‐ю Думу. Был хорошим знатоком земельного вопроса. Не лишен был самолюбия, которое иногда доводило его до мелких ссор с группой и с отдельными ее членами.
М. Е. Березин был служащим Саратовского земства и также попал в Думу как член группы. Так же и священник Тихвинский, скромный сельский батюшка Вятской губернии, и большинство других. Сравнительно немногие будущие трудовики попали в Думу в качестве беспартийных.
Трудовая группа, так же как и в первой Думе, наняла помещение с большой залой, помнится – на Сергиевской улице, и работала там. Из внедумских трудовиков я был постоянным посетителем и участником ее заседаний. Менее частыми были Аникин (не все время находившийся в Петербурге) и Брамсон. Платным секретарем по-прежнему был Иван Бонч-Осмоловский.
Сочувствие народных масс по-прежнему оставалось на стороне Трудовой группы. Но упадок народного настроения чувствовался ясно. И ходоки, и адреса, и приговоры волостных сходов – все это имелось, но в значительно меньшем числе, чем прежде. А кроме того, и в самой группе не чувствовалось прежнего единодушного подъема; было больше разногласий, споров и даже ссор в самой группе.
Несмотря на то что Трудовая группа была первой по численности партией Думы231, как-то само собою вышло, что председателем Думы был избран опять кадет232. Трудовики должны были выдвинуть кандидата на пост товарища председателя.
Выбор представлял большие трудности, которых не знали кадеты. Последние имели в своем составе, даже и во второй Думе, большое число людей, известных по деятельности в земстве или городах; почти все они знали друг друга лично по земским съездам, собиравшимся в последние годы. Трудовики же были люди, за пределами своей губернии обыкновенно неизвестные. Если я знал, например, Караваева (и то по очень давним воспоминаниям), то это знакомство было совершенно случайное. Березин и Булат были на том съезде Трудовой группы в Финляндии, о котором я говорил выше, и, следовательно, уже несколько известны, но, во всяком случае, крайне недостаточно. Кого же выбирать? Я посоветовал было Караваева, и это встретило некоторую поддержку, но сам Караваев решительно запротестовал:
– Не могу, не хочу, никогда не был