Галеры, гребные суда, не зависящие от ветра и не боявшиеся мелководья, идеально подходили как для берегов Средиземного моря, так и для шхер в Балтийском море. Позже Петр построит в своей новой столице галерную верфь в Новой Голландии, и шхерный флот выиграет для него Северную войну.
А пока в Венеции Куракин «учился наук математических; выучился аретьметики, геометрии теорики (т. е. теоретической. – Е. П.) 5 книг Евклидеса, геометрии практики, тригонометрии планы (т. е. на плоскости. – Е. П.), астрономии часть до навтики (относящаяся. – Е. П.), навтики, механики, фортификации офеньсивы и дифенсивы. И во свидетельство всех тех моих наук от мастера и за венецкого князя рукою и печатью свидетельствованный лист. И также некоторую часть в разговоре и читать и писать итальянского языку научась, доволен».
Куракин, не только научился читать и писать по-итальянски, но почти разучился писать по-русски. Вот что он рассказывал о своем путешествии: «В ту свою бытность был инаморат славную хорошеством одною читадинку назывался Signora Franceska Rota и так был Inamorato, что не мог ни часу без нее быти, и расстался с великою плачью и печалью, аж до сих пор из сердца моего тот amor не может выдти и, чаю, не выдет, и взял на меморию ее персону и обещал к ней опять возвратиться»[7].
Пожалуй, без словаря не разберешь. Причем для расшифровки этих строчек понадобится по меньшей мере три словаря. Один – итальянско-русский, из которого мы узнаем, что Innamorato означает «быть влюбленным», cittadino – «гражданин, горожанин» в данном случае, видимо, все же – «горожанка». «Крылатых слов латинского языка» сообщает нам, что выражение In memorio означает «на память», а еще пригодится «Большой энциклопедический словарь», который скажет, что: «Парсуна (искажение слова “персона”) – условное наименование произведений русской, белорусской и украинской портретной живописи кон. XVI – нач. XVII вв., сочетающих приемы иконописи с реалистической образной трактовкой».
Видите, какая большая работа нам понадобилась для того, чтобы узнать: будучи в Италии, Борис Куракин влюбился в прекрасную итальянку Франческу Рота и взял на память ее портрет.
Вот как начинает князь сочинение «Гистория о царе Петре Алексеевиче»: «В помощи Вышнего и в надеянии его святой милости продолжение веку моего и во исцеление от моей болезни, начинаю сей увраж давно от меня намеренный в пользу моего Отечества, Всероссийской империи и в угодность публичную, прося Вышнего, дабы благословил меня по моему желанию, ко окончанию привести»[8].
Легко смириться с тем, что слово «история» Куракин пишет как «гистория», пытаясь передать ее написание по-латыни (historia), что вместо «в надежде на милость» (винительный падеж) он пишет «в надежении милости» (родительный падеж), что он создает невиданное нами причастие