– Тише, Прелеста, – шипели они на подругу, – корочку сорвешь.
– Балуюшка, тебе не больно?
– Живого места нет… надо ж так ребенка…
– Девки! Кончайте выть! Я кое-что придумал! – Есеня вскинул голову и попытался повернуться, но Ивица прижала его шею покрепче.
– Не дергайся. Что ты придумал?
– Как мы вас на троих делить будем, а? Я вот всех люблю, не знаю как Звяга.
– Я тоже, – поддакнул Сухан. Звяги слышно не было, зато в противоположном углу кто-то возился и шумно дышал.
– Давайте глаза мне завяжем, и я вас на ощупь буду узнавать. Кого первой узнаю – ту и возьму. И Сухан тоже. Звяга-то, поди, занят уже.
– Выдумщик ты, Балуй. Смотри, довыдумываешься, заберут тебя в тюрьму, – вздохнула Прелеста.
– За что это?
– А им не надо искать за что, они повод-то найдут придраться. Брат мой старший тоже умницей был… И пел так красиво. И забрали-то за безделицу – серебреника недоплатил, когда налоги собирали. А как выпустили, так он и не пел больше. И вообще стал… не такой.
«Вот твари, – подумал Есеня, – в ущербного превратили…»
– А слышали вы про медальон? – спросила Голуба. – Говорят, у благородных есть какой-то медальон. Хранится он в спальне самого Градислава. Кто тот медальон откроет, на всю жизнь счастливым станет. Поэтому благородные такие счастливые, а мы – нет.
– Ты, наверное, его в спальне Градислава видела, – рассмеялась Прелеста.
– Нет. Мне рассказала служанка в доме благородного Мудрослова, когда я ездила к ее хозяйке платье примерять. Она много про благородных может рассказать, она же там все время живет…
– Ну вас с вашими благородными, – Есеня снова попытался вырваться. – Давайте играть. Схватили, мучают, жить не дают!
– Терпи, немножко уж осталось, – Прелеста легко ткнула его кулачком в затылок. – Тебе все бы играть. Совсем еще мальчик…
– Щас я тебе покажу, какой я мальчик, – Есеня изловчился и хотел ее схватить, но у него ничего не получилось.
На рассвете белошвейкам еле-еле удалось его поднять и выпроводить вон – Есеня, как всегда, не рассчитал сил. Звяга и Сухан давно разбежались по домам, и больше всего Есене хотелось спать. Внутри было пусто, колени дрожали от усталости, лицо горело, как и натертые простынями кровоточащие ссадины – он все равно перепачкал белошвейкам белье, несмотря на старания Прелесты.
Есеня зашел в пивную около базара, не рискнув пойти в тот кабак, где стража искала медальон, потихоньку забрался на сеновал и проспал до самого ужина. Идти никуда не хотелось, зато хотелось есть. Есеня вылез с сеновала, пока его не заметил хозяин и не потребовал платы за «ночлег», и вышел на базар. На три монетки можно было взять три кружки пива, угостить ребят, а четвертой ни на что, кроме ржаного хлеба, не хватило бы. Есеня угрюмо прошел мимо лавки со сластями, понюхал жареных гусей, с отвращением посмотрел на сырую рыбу и встал напротив молочных лотков. Как, оказывается, ему хотелось молока! Гораздо больше, чем пива. Но