Годы катились плавно, волнами. За сорок пять лет не было такой минуты, чтобы Вера Игнатьевна о чем-нибудь да пожалела. Первая активистка в партийной госпитальной ячейки в конце семидесятых она случайно зашла на Пасху в Екатерининский собор, отстояла вечернюю службу и прикупила два простеньких крестика на черном шнурке. Всю дорогу домой Вера Игнатьевна платком вытирала благодарственные слезы и все ему, Отцу Небесному, за благосклонность и отмеренный срок, что выпал ей с мужем. Прихоти жены Павел Федорович не перечил, молча под шнурок склонил голову, и Вера Игнатьевна с покойной душой спрятала ему под нательную маечку священный оберег. Что-то подобное ему уже давно приходило в голову. После пасхального празднования вместе и причастились.
Старели они на удивление медленно. Крупное телосложение Павла Федоровича долго противостояло естественному процессу обветшания, широкая казацкая кость по пустякам не ломалась, держала скелет и мышечную массу, с годами теряющую в весе. Вера Игнатьевна даже удивлялась такому парадоксу: у всех ее знакомых мужья оплывали от лишнего веса, а Паша наоборот – стройнел и молодился благодаря новым зубным протезам, так ладно сидевшим на широких деснах, за что она при каждом удобном случае благодарила невестку. Сама Вера Игнатьевна заметно округлилась и раздобрела, но полнота ее не портила. Талия оставалась на том же месте, потому что по медицинским канонам соблюдалось простое правило: меньше есть и больше двигаться, а лишнего Вера Игнатьевна себе не позволяла. Свои морщины она замечала мимоходом, не утратив подвижности, могла целую смену провести на ногах и дома переделать кучу дел. Энергия ее не источалась, а копилась на важные дела. Все, о чем Вера мечтала еще в юности, было в достатке – обожающий взгляд любимых глаз. Морщины она презирала.
Выйдя на пенсию, от работы Павел Федорович не отказался. Чтобы не сидеть целый день дома в ожидании жены, он пошел в сторожа и три года добросовестно нес свою вахту, особенно в ночное время, когда сменщик, закрыв после ухода главврача входные двери, засыпал в каптерке под треск радиоволны. Даже больничная мышь не могла проскочить мимо нового сторожа, который к вращающемуся турникету относился так же бережно, как к машине.
– В каждом деле, Лерочка, порядок требуется. И хорошее отношение. Хоть к начальству, хоть к подчиненному, без разницы, – доверительно делился с внучкой дед, если Лера интересовалась его новой работой. На вахте подчиненных у деда не было, это Лера знала хорошо, а начальников – хоть пруд пруди – каждый второй. Могли нагрубить, обидеть и даже уволить, но тут Вера Игнатьевна вставала на охрану собственного мужа, и мало кто мог уцелеть от такого столкновения.
Обеденную традицию, давно превратившуюся в обязательный ритуал, без которого ни муж, ни жена не могли обойтись, они продолжили в сторожевой каптерке, где ради удобства Павла Федоровича стараниями плотника был смонтирован откидной столик и маленькая табуреточка