Когда мы, наконец, добираемся до дальнего конца комнаты, я вижу небольшое пространство вокруг дивана, достаточно свободное, чтобы мы могли здесь стоять. Краем глаза я замечаю, как под диваном шныряет то ли большой таракан, то ли маленькая мышь.
Что за фигня?!
Все, что я хочу сделать, это подхватить Скайлар на руки и унести ее к черту из этого места.
– Мам, это мой друг, Джуд, – смущенно произносит Скайлар, отмахиваясь от мухи. – Джуд, это моя мама, Николь.
Отвращение скручивается во мне кольцами, как кобра, когда я понимаю, что женщина, сидящая на зеленом велюровом диване, всего на несколько лет старше меня. Она не та пожилая женщина с седеющими волосами, на закате жизни родившая дочь, которую рисовало мое воображение.
Очевидно, что когда-то она была хорошенькой – более взрослая версия своей дочери, с длинными светлыми волосами и голубыми глазами. Но что-то, будь то трудные времена, алкоголь, наркотики или психическое заболевание, придало ей потрепанный и усталый вид. Ее волосы и кожа тусклые, ногти слишком длинные. На маленьком столике рядом с ней стоит ведерко с песком, которое она использует в качестве пепельницы. Я замечаю в ведре два бычка. Не живых существ, а окурки от косяков.
– Садитесь… – Николь делает движение вправо, сталкивая пакеты с чипсами и крендельками с дивана на пол.
Скайлар хватает меня за руку, прежде чем я успел пошевелиться.
– Нет, – возражает она. – Мы постоим. Мы здесь ненадолго.
Дискомфорт Скайлар ощутим, и я ее не виню. Это все равно, что стоять посреди свалки опасных отходов.
Проигнорировав ее порыв, я сажусь на диван рядом с ее матерью. Я уверен, что сиживал в местах и похуже, когда был моложе и веселился в убогих номерах мотеля с незнакомцами.
Скрестив руки на груди, Скайлар остается стоять, ее глаза потемнели от нетерпения, губы плотно сжаты. Я почти уверен, что она прикусила язык.
Старая диванная подушка прогибается под моим весом, и я ударяюсь затылком обо что-то твердое. Поворачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с четырехфутовой статуей жирафа, чья шея свисает со спинки дивана.
– Что это, собственно, такое? – спрашиваю я, проводя рукой по его черному войлочному носу.
– Это жираф, – отвечает Николь.
– Но почему он здесь?
Мне нужно как-то попытаться понять логику этой женщины. Возможно, у нее есть веская причина собирать все эти вещи. Кто знает – может быть, в ее голове зреет некий план, в который Скайлар не посвящена.
Николь смотрит на статую с таким восхищением, что мне кажется, будто я подглядываю за интимным моментом.
– Потому что он красивый и стоил всего двести долларов, и у меня нет других жирафов, – отвечает она.
Нет. Здесь нет никакой логики. По крайней мере, доступной мне.
Кивнув, я бросаю на жирафа еще один взгляд и пытаюсь подобрать правильные слова, чтобы объяснить этой женщине, почему